Я в меру любовью был одаренный.

      Но с детства

      людьё

      трудами муштровано.

      А я —

      убег на берег Риона

      и шлялся,

      ни чёрта не делая ровно.

      Сердилась мама:

      «Мальчишка паршивый!»

      Грозился папаша поясом выстегать.

      А я,

      разживясь трехрублевкой фальшивой,

      играл с солдатьём под забором в «три листика».

      Без груза рубах,

      без башмачного груза

      жарился в кутаисском зное.

      Вворачивал солнцу то спину,

      то пузо —

      пока под ложечкой не заноет.

      Дивилось солнце:

      «Чуть виден весь-то!

      А тоже —

      с сердечком.

      Старается малым!

      Откуда

      в этом

      в аршине

      место —

      и мне,

      и реке,

      и стовёрстым скалам?!»

      Юношеству занятий масса.

      Грамматикам учим дурней и дур мы.

      Меня ж

      из 5-го вышибли класса.

      Пошли швырять в московские тюрьмы.

      В вашем

      квартирном

      маленьком мирике

      для спален растут кучерявые лирики.

      Что выищешь в этих болоночьих лириках?!

      Меня вот

      любить

      учили

      в Бутырках.

      Что мне тоска о Булонском лесе?!

      Что мне вздох от видов на море?!

      Я вот

      в «Бюро похоронных процессий»

      влюбился

      в глазок 103 камеры.

      Глядят ежедневное солнце,

      зазна́ются.

      «Чего – мол – стоют лучёнышки эти?»

      Ая

      за стенного

      за желтого зайца

      отдал тогда бы – все на свете.

      Французский знаете.

      Делите.

      Множите.

      Склоняете чудно.

      Ну и склоняйте!

      Скажите —

      а с домом спеться

      можете?

      Язык трамвайский вы понимаете?

      Птенец человечий,

      чуть только вывелся —

      за книжки рукой,

      за тетрадные дести.

      А я обучался азбуке с вывесок,

      листая страницы железа и жести.

      Землю возьмут,

      обкорнав,

      ободрав ее —

      учат.

      И вся она – с крохотный глобус.

      Ая

      боками учил географию —

      недаром же

      наземь

      ночёвкой хлопаюсь!

      Мутят Иловайских больные вопросы:

      – Была ль рыжа борода Барбароссы? —

      Пускай!

      Не копаюсь в пропыленном вздоре я —

      любая в Москве мне известна история!

      Берут Добролюбова (чтоб зло ненавидеть), —

      фамилья ж против,

      скулит родовая.

      Я

      жирных

      с детства привык ненавидеть,

      всегда