Все в крестиках двери, как в Варфоломееву

      Ночь. Распоряженья пурги-заговорщицы:

      Заваливай окна и рамы заклеивай,

      Там детство рождественской елью топорщится.

      Бушует бульваров безлиственных заговор.

      Они поклялись извести человечество.

      На сборное место, город! За город!

      И вьюга дымится, как факел над нечистью.

      Пушинки непрошенно валятся на руки.

      Мне страшно в безлюдьи пороши разнузданной.

      Снежинки снуют, как ручные фонарики.

      Вы узнаны, ветки! Прохожий, ты узнан!

      Дыра полыньи, и мерещится в музыке

      Пурги: – Колиньи, мы узнали твой адрес! —

      Секиры и крики: – Вы узнаны, узники

      Уюта! – и по́ двери мелом – крест-накрест.

      Что лагерем стали, что подняты на ноги

      Подонки творенья, метели – спола́горя.

      Под праздник отправятся к праотцам правнуки.

      Ночь Варфоломеева. За город, за город!

      Без родовспомогательницы, во мраке, без памяти,

      На ночь натыкаясь руками, Урала

      Твердыня орала и, падая замертво,

      В мученьях ослепшая, утро рожала.

      Гремя опрокидывались нечаянно задетые

      Громады и бронзы массивов каких-то.

      Пыхтел пассажирский. И, где-то от этого

      Шарахаясь, падали призраки пихты.

      Коптивший рассвет был снотворным. Не иначе:

      Он им был подсыпан – заводам и горам —

      Лесным печником, злоязычным Горынычем,

      Как опий попутчику опытным вором.

      Очнулись в огне. С горизонта пунцового

      На лыжах спускались к лесам азиатцы,

      Лизали подошвы и соснам подсовывали

      Короны и звали на царство венчаться.

      И сосны, повстав и храня иерархию

      Мохнатых монархов, вступали

      На устланный наста оранжевым бархатом

      Покров из камки и сусали.

      Еще о всходах молодых

      Весенний грунт мечтать не смеет.

      Из снега выкатив кадык,

      Он берегом речным чернеет.

      Заря, как клещ, впилась в залив,

      И с мясом только вырвешь вечер

      Из топи. Как плотолюбив

      Простор на севере зловещем!

      Он солнцем давится взаглот

      И тащит эту ношу по́ мху.

      Он шлепает ее об лед

      И рвет, как розовую семгу.

      Капе́ль до половины дня,

      Потом, морозом землю скомкав,

      Гремит плавучих льдин резня

      И поножовщина обломков.

      И ни души. Один лишь хрип,

      Тоскливый лязг и стук ножовый,

      И сталкивающихся глыб

      Скрежещущие пережевы.

      Я понял жизни цель и чту

      Ту цель, как цель, и эта цель —

      Признать, что мне невмоготу

      Мириться с тем, что есть апрель,

      Что