Мне снилась осень в полусвете стекол,

      Друзья и ты в их шутовской гурьбе,

      И, как с небес добывший крови сокол,

      Спускалось сердце на руку к тебе.

      Но время шло, и старилось, и глохло,

      И паволокой рамы серебря,

      Заря из сада обдавала стекла

      Кровавыми слезами сентября.

      Но время шло и старилось. И рыхлый,

      Как лед, трещал и таял кресел шелк.

      Вдруг, громкая, запнулась ты и стихла,

      И сон, как отзвук колокола, смолк.

      Я пробудился. Был, как осень, темен

      Рассвет, и ветер, удаляясь, нес,

      Как за возом бегущий дождь соломин,

      Гряду бегущих по небу берез.

      Вокзал, несгораемый ящик

      Разлук моих, встреч и разлук,

      Испытанный друг и указчик,

      Начать – не исчислить заслуг.

      Бывало, вся жизнь моя – в шарфе,

      Лишь подан к посадке состав,

      И пышут намордники гарпий,

      Парами глаза нам застлав.

      Бывало, лишь рядом усядусь —

      И крышка. Приник и отник.

      Прощай же, пора, моя радость!

      Я спрыгну сейчас, проводник.

      Бывало, раздвинется запад

      В маневрах ненастий и шпал

      И примется хлопьями цапать,

      Чтоб под буфера не попал.

      И глохнет свисток повторенный,

      А издали вторит другой,

      И поезд метет по перронам

      Глухой многогорбой пургой.

      И вот уже сумеркам невтерпь,

      И вот уж, за дымом вослед,

      Срываются поле и ветер, —

      О, быть бы и мне в их числе!

      Прижимаюсь щекою к воронке

      Завитой, как улитка, зимы.

      «По местам, кто не хочет – к сторонке!»

      Шумы-шорохи, гром кутерьмы.

      «Значит – в „море волнуется“? В повесть,

      Завивающуюся жгутом,

      Где вступают в черед, не готовясь?

      Значит – в жизнь? Значит – в повесть о том,

      Как нечаян конец? Об уморе,

      Смехе, сутолоке, беготне?

      Значит – вправду волнуется море

      И стихает, не справясь о дне?»

      Это раковины ли гуденье?

      Пересуды ли комнат-тихонь?

      Со своей ли поссорившись тенью,

      Громыхает заслонкой огонь?

      Поднимаются вздохи отдушин

      И осматриваются – и в плач.

      Черным храпом карет перекушен,

      В белом облаке скачет лихач.

      И невыполотые заносы

      На оконный ползут парапет.

      За стаканчиками купороса

      Ничего не бывало и нет.

      Пью