Разве только грязь видна вам,

      А не скачет таль в глазах?

      Не играет по канавам —

      Словно в яблоках рысак?

      Разве только птицы цедят,

      В синем небе щебеча,

      Ледяной лимон объеден

      Сквозь соломину луча?

      Оглянись, и ты увидишь

      До зари, весь день, везде,

      С головой Москва, как Китеж, —

      В светло-голубой воде.

      Отчего прозрачны крыши

      И хрустальны колера?

      Как камыш, кирпич колыша,

      Дни несутся в вечера.

      Город, как болото, топок,

      Струпья снега на счету,

      И февраль горит, как хлопок,

      Захлебнувшийся в спирту.

      Белым пламенем измучив

      Зоркость чердаков, в косом

      Переплете птиц и сучьев —

      Воздух гол и невесом.

      В эти дни теряешь имя,

      Толпы лиц сшибают с ног.

      Знай, твоя подруга с ними,

      Но и ты не одинок.

      Без родовспомогательницы, во мраке, без памяти,

      На ночь натыкаясь руками, Урала

      Твердыня орала и, падая замертво,

      В мученьях ослепшая, утро рожала.

      Гремя опрокидывались нечаянно задетые

      Громады и бронзы массивов каких-то.

      Пыхтел пассажирский. И, где-то от этого

      Шарахаясь, падали призраки пихты.

      Коптивший рассвет был снотворным. Не иначе:

      Он им был подсыпан – заводам и горам —

      Лесным печником, злоязычным Горынычем,

      Как опий попутчику опытным вором.

      Очнулись в огне. С горизонта пунцового

      На лыжах спускались к лесам азиатцы,

      Лизали подошвы и соснам подсовывали

      Короны и звали на царство венчаться.

      И сосны, повстав и храня иерархию

      Мохнатых династов, вступали

      На устланный наста оранжевым бархатом

      Покров из камки и сусали.

      Так приближается удар

      За сладким, из-за ширмы лени,

      Во всеоружьи мутных чар

      Довольства и оцепененья.

      Стоит на мертвой точке час

      Не оттого ль, что он намечен,

      Что желчь моя не разлилась,

      Что у меня на месте печень?

      Не отсыхает ли язык

      У лип, не липнут листья к нёбу ль

      В часы, как в лагере грозы

      Полнеба топчется поодаль?

      И слышно: гам ученья там,

      Глухой, лиловый, отдаленный.

      И жарко белым облакам

      Грудиться, строясь в батальоны.

      Весь лагерь мрака на виду.

      И, мрак глазами пожирая,

      В чаду стоят плетни. В чаду —

      Телеги, кадки и сараи.

      Как плат белы, забыли грызть

      Подсолнухи,