О, далеко залетел сокол, птиц избивая, – к морю!

      А Игорева храброго полка не воскресить!

      По нем кликнула Карпа, и Желя

      поскакала по Русской земле,

      горе людям мыкая в пламенном роге.

      Жены русские восплакались, приговаривая:

      «Уже нам своих милых лад

      ни мыслию не смыслить,

      ни думою не сдумать,

      ни глазами не повидать,

      а злата и сребра совсем не погладить».

      И застонал, братья, Киев от горя,

      а Чернигов от напастей.

      Тоска разлилась по Русской земле;

      печаль обильная потекла посреди земли Русской.

      А князи сами на себя крамолу ковали,

      а поганые,

      с победами нарыскивая на Русскую землю,

      сами брали дань по белке от двора.

      Ибо те два храбрых Святославича,

      Игорь и Всеволод,

      уже коварство пробудили раздором,

      а его усыпил было отец их —

      Святослав грозный великий киевский —

      грозою:

      прибил своими сильными полками

      и булатными мечами,

      наступил на землю Половецкую,

      притоптал холмы и овраги,

      взмутил реки и озера,

      иссушил потоки и болота.

      А поганого Кобяка от Лукоморья,

      из железных великих полков половецких,

      как вихрь, исторг:

      и пал Кобяк в граде Киеве,

      в гриднице Святославовой.

      Тут немцы и венецианцы,

      тут греки и моравы

      поют славу Святославу,

      корят князя Игоря,

      потопившего богатство на дне Каялы —

      реки половецкой, —

      просыпав русского золота.

      Тут Игорь-князь пересел из седла золотого

      в седло рабское.

      Приуныли у городов забралы,

      а веселие поникло.

      А Святослав смутный сон видел

      в Киеве на горах.

      «Этой ночью с вечера одевали меня, – говорит, —

      черным покрывалом

      на кровати тисовой;

      черпали мне синее вино,

      с горем смешанное;

      сыпали мне из пустых колчанов поганых иноземцев

      крупный жемчуг на грудь

      и нежили меня.

      Уже доски без князька

      в моем тереме златоверхом.

      Всю ночь с вечера

      серые вороны граяли у Плесеньска,

      в предгардье стоял лес Кияни,

      и понеслись они, вороны, к синему морю».

      И сказали бояре князю:

      «Уже, князь, горе ум полонило;

      это ведь два сокола слетели

      с отчего престола золотого

      добыть города Тмутороканя

      или испить шлемом Дона.

      Уже