Вижу я за дымкою тумана

      Блестящий круг у мраморных колонн,

      Где, может быть, ещё танцует Анна

      Печальный вальс иль сонный котильон.

      Возврата нет в отчизну дорогую,

      Но к ней стремлюсь по-прежнему душой

      И о друзьях окованных тоскую

      В стране хребтов – свободной,

                        но чужой.

      Но что грустить? Не лучше ль

                      в опьянении

      Струёй вина сомненья угасить,

      Развеять грусть в отчаянном

                       сражении

      Иль пляской гор свой взор

                         развеселить?

      Давно я в вальсы не влюблён,

      Не обольщаюсь бальной пляской,

      И не заменит котильон

      Мне танца вольности кавказской.

      Вот почему, лишь уздени

      В круг соберутся по старинке,

      Я покоряюсь, как они,

      Живой мелодии лезгинки.

      Вот замелькали лезвия,

      Суровей, строже стали лица,

      И, как блестящая змея,

      Кольцо танцоров шевелится.

      Вот понеслись во весь опор

      Вокруг белеющей косынки,

      И вторит эхо дальних гор

      Лихому гиканью лезгинки.

      Белки блестят, оскален рог,

      На лбы надвинуты папахи,

      И от танцующих народ

      Порой шарахается в страхе:

      Как будто близится резня

      Из-за красавицы-гимринки —

      Так веет гневом на меня

      От диких выкриков лезгинки.

      Кружись под гиканье друзей,

      Пляши, мюрид, и шашкой лязгай!

      Пляши и грусть мою рассей

      Своею бешеною пляской.

      И ты, зурнач, переходи

      От звона гулкого к сурдинке,

      Чтоб сердце дрогнуло в груди

      Восторгом яростным лезгинки!

      Когда утихнет прежний пыл

      И станет глуше рокот крови,

      И чернокрылый Азраил

      Угрюмо сядет в изголовье,

      В бою ли штык пронзит мне грудь

      Или свинец на поединке,

      Прошу собрата помянуть

      Безумной музыкой лезгинки.

      На свете всем конец один.

      И вместо таинств погребенья

      Хочу, чтоб сумрачный лезгин

      Плясал мне гибель и забвенье;

      Помчится он, тоской объят, —

      То будут славные поминки, —

      И если к жизни есть возврат,

      То я воскресну от лезгинки!