Народ шумел, готовясь к обороне,

      В волнении по уличкам сновал.

      На весь аул тревожно ржали кони,

      Кузнец клинки сородичам ковал.

      А между гор, как ни был круг

                        их тесен,

      Под гик и вой джигиты вскачь

                         неслись,

      И дикий звук воинственных их песен

      Будил хребты и уносился ввысь.

      Толпа людей теснилась у мечети,

      Но нас едва ль заметил кто-нибудь.

      Высокий бек в расстёгнутом

                             бешмете

      Кричал и бил себя руками в грудь.

      Он говорил: «Зияют наши раны,

      И нам нужна не шашка, а костыль.

      Иль будем ждать, как глупые бараны,

      Чтобы в горах султаном стал

                              Шамиль?

      Полки врагов идут на нас лавиной,

      Но разрушать мечетей не хотят,

      И в рай войдёт, кто явится

                          с повинной,

      А кто упрям – низвергнут будет в ад.

      Не лучше ль нам мириться с ними?

      Я говорю. Так ли?» – «Не так!» —

                        раздался крик.

      И в тот же миг на крышу

                         ближней сакли

      Одним прыжком вскочил мой

                            проводник.

      К груди прижал он своего ребёнка,

      И уздени приветствовали их.

      Пронёсся гул,

                     в горах отдался звонко,

      И весь аул почтительно притих.

      «Его речам внимали вы без слова,

      Теперь, друзья, послушайте меня!

      Такой же бек оставил нас

                           без крова,

      В тяжелый день низаму изменя.

      Из нор ползёт предательство,

                       лезгины!

      Пророк сынов испытывает вновь:

      Ахульго взят, и на луга – равнины

      С высоких гор стекает наша кровь.

      Урус в цепях, но дерзостно и смело

      Готов он жизнь в сраженьи

                      положить,

      А вы – вольны, но за своё же дело

      Кинжал отцов страшитесь

                           обнажить.

      Чтобы жилось свободней

                       вашим детям,

      Отдал в залог я первенца врагу;

      Настанет день – пожертвую и этим,

      Но лишь с клинком расстаться

                          не смогу!

      Пускай твердят неверие и злоба,

      Что воля гор судьбой обречена, —

      Чем ближе мать к раскрытой

                       двери гроба,

      Тем для сынов прекраснее она!

      Аллах велик!

            С презренным властолюбьем,

      Подобно псу, подавится раздор.

      Сразим врага

                  иль навсегда погубим

      Отцовский клад – свободу наших гор.

      Так