Так мне ли поспеть за твоим недоплясом?

      И мне ли прижаться полуночным часом?

      Уж больно прыглив ты прямохонько к небу!

      Ступай, и не лайся, и ласок не требуй!»

      Пошел к изваянью у самой дороги:

      «О Боже сосновый, о Господи строгий!

      Кто высек тебя, того имя забвенно, —

      Но он пожалел красоты и полена.

      С увечным коленом, с твоим кривоножьем,

      Тебе не ходить, а скакать бездорожьем.

      Такой ты бестелый, такой худобокий,

      Что будешь мне пара в моем перескоке».

      И долу ниспрянуло тело Христово;

      Кто вытесал Бога – тесал безголово!

      Ладони – две левых, а ноги – две правых;

      Когда зашагал, продырявилось в травах.

      «Не буду сосниной от века до века,

      Пойду через вечность, пускай и калека.

      Пойдем неразлучно – одна нам дорога —

      Чуток человека и крошечка Бога.

      Поделимся мукой – поделимся в муке! —

      Обоих людские скостлявили руки.

      Мы братски разделим по малости смеха,

      Кто первым зальется – тому и потеха.

      Опрусь я на тело, а ты на соснину,

      Меня ты не минешь, тебя я не мину!»

      С ладонью в ладони, пустились в дорогу,

      Суча перепрыжливо ногу об ногу.

      И вечных времен проходили толику,

      Какой не измерить ни таку, ни тику.

      Минуло все то, что бывает минучим, —

      С беспольем, бескровьем, безлесьем, беззвучьем.

      И буря настала, и тьма без оконца,

      И страшная явь истребленного солнца.

      И кто это бродит среди снеговея,

      Вовсю человечась, вовсю божествея?

      Два Божьих шкандыбы, счекрыженных брата,

      Культяпают как-то, совсем не куда-то!

      Один без заботы, второй без испуга —

      Волочатся двое влюбленных друг в друга.

      Своей хромоты было каждому мало:

      Никто не дознается, что там хромало.

      Скакали поскоком на всяку потребу —

      Покуда в конце не допрыгали к небу!