Для вечера одежды как туманы;

      переменяют их ему леса;

      смотри: с тобою расстаются страны;

      та падает, а эта – в небеса;

      оставленный, живешь небезупречно,

      лишь дом темней, где ты со всеми врозь;

      ты даже не уверен в том, что вечно

      и что в ночи звездою вознеслось.

      Оставленный, в запутанной судьбе,

      таишь ты жизнь, чтобы пугливо зрела

      в пределах мысли и в границах тела,

      то камень, то созвездие в тебе.

      Тот, кто теперь плачет где-нибудь,

      просто теперь плачет где-нибудь,

      плачет обо мне.

      Тот, кто теперь смеется в ночи,

      просто теперь смеется в ночи,

      смеется надо мной.

      Тот, кто теперь идет где-нибудь,

      просто теперь идет где-нибудь,

      идет ко мне.

      Кто теперь при смерти где-нибудь,

      просто при смерти где-нибудь,

      тот глядит на меня.

      Он тот, кто в руки всех и вся берет,

      и как песок, сквозь пальцы мир струится,

      а сколько королев пред ним роится,

      и в мраморе он высекает в белом

      красавиц, им даруя королей,

      созвучье, оказавшееся телом;

      в одном и том же камне жизнь целей.

      Он тот, кто в руки всех и вся берет,

      играть готовый ломкими клинками;

      немало крови в жилах утекло

      с тех пор, как наша жизнь – его село;

      не думаю, чтобы он делал зло,

      но злыми он ославлен языками.

      Всем красоту свою ты вверь

      без слов и без расчета.

      Молчишь. Но так же, как теперь,

      не понесет она потерь

      от своего полета.

      От Бога так же далека,

      как все мы далеки,

      знай, что свята Твоя рука

      всем далям вопреки;

      Ты благодатнейшая рань,

      Пречистая Жена;

      я день в росе, Тебе я дань,

      Ты древо. Ты одна.

      Сияющие тайники,

      как вихрь, я превозмог.

      Прости: мы все ученики,

      и я забыл урок.

      Он словно солнце знающий,

      чем живы времена.

      Смотри: я начинающий,

      Ты древо. Ты одна.

      Мои раскинулись крыла,

      как в доме потолки;

      моя одежда облекла

      все в доме уголки,

      как веянье в лесной тиши,

      при этом не видна.

      Я ветер. Мною Ты дыши.

      Ты древо. Ты одна.

      Все ангелы тревожны так,

      предвидя торжество;

      и все неосторожны так,

      что чают одного.

      И торжествуя, и скорбя,

      я