Милый мой (хотя из двух этих

      Слов – второе точно неправда),

      Я так мало тебя вижу,

      Так хочу шептать тебе на ухо долго-долго

      Все глупости, что передумаю за неделю,

      Заглядывать в глаза – и не успеваю,

      Проводить пальцем по впалой щеке – и не умею…

      Счастлив был Давид – он смеялся, плясал и плакал

      От любви – это называли псалмами.

      Можно, я буду писать тебе письма —

      Сны, хвалу, жалобы, что придется,

      Не рядясь больше ни в какие одежды,

      Ни в римские складчатые туники,

      Ни в средневековые платья с куньей опушкой,

      Ни в китайские халаты с драконом:

      Я не знаю, правда это или только жалость,

      Но ведь ты обронил «люблю» – словно срывая

      Все покровы с меня, даже эту рубашку.

      Вот я стою перед тобой нагая,

      Закрывая руками горящие щеки.

      Ты вот не веришь в чудо, а я верю. —

      Смейся-смейся – еще, мол, одна сыскалась!

      Но смотри, сколько красивых женщин

      Ходит вокруг, и взгляд твой скользит за каждой:

      Под футболками вздрагивают груди,

      Мелькают джинсовые тугие бедра.

      Разве не чудо, что сегодня

      Ты пришел ко мне, возле этого тела,

      Освещенного так безжалостно ярко,

      Приподнялся на локоть, в пальцах

      Мнешь и вертишь его, посмеиваясь тихо

      Над новой полоской загара? —

      Это чудо, и я умею

      Быть благодарной.

      Слушай, я скажу тебе то, что

      Можно говорить лишь во вред себе же.

      Прочти и сожги, как в детективе, ладно?

      Если ты сделал то, что сделал,

      Из ревности – это б еще полбеды. Только

      Небольшая на это надежда.

      Все, наверно, гораздо хуже – просто

      Ложь привычна для нас – машинальный

      Жест, как будто за сигаретой…

                           Если б

      Эти стыд, ожог хоть что-то во мне сломали,

      Сдвинули – это б еще полбеды. Только,

      Заглянув в заплаканное окошко

      Души, – тут-то я вправду испугалась:

      Все по-прежнему блестит к твоему приходу,

      Стены, скатерть, и даже свечка

      Ровно-ровно горит – не то что бурей,

      Легким сквознячком не задета.

      Это страшно. Это называется властью.

      Это значит, любая боль от тебя лучше

      Отсутствия прикосновенья.

      Жизнь всегда есть или нет, прочее поправимо.

      Это значит, мне все равно какой – любой! – лишь бы

      Ты. Ведь солнце не