Серый камень спит, коростель скрипит,

      Ходит облако на ногах дождя,

      Жгучий воздух крепок, как чистый спирт,

      Чиркни спичкой – и полыхнет, треща.

      Роща кажется берегом, а луга

      Проплывают медленно, на спине

      Пронося уснувшие два цветка,

      Словно белых всадников на коне.

      Травяная бездна легка, под ней —

      Черной бездны стиснутые пласты,

      Где уснули под гул земляных червей

      Зерна мертвые, сжав в кулачках цветы.

      За былинку цепляясь одной рукой,

      Век сочтя минутою, как в раю, —

      На краю – обнимая тебя другой,

      Губ твоих цикуту я залпом пью.

      Неслышно зарождается прилив:

      Вот губы тихо трогают, как волны,

      Песчаную ладонь, вот, плечи скрыв,

      Становятся упруги и упорны.

      Вот тело всё, подобное волне,

      Но не одной волне, а сразу многим,

      Уже вскипает вкруг меня, во мне,

      Окатывая голову и ноги,

      И, то на гребне, то на дне крутя,

      Уносит вглубь, как легонькую щепку, —

      И шум в ушах, и я тону, хотя

      За каждую волну цепляюсь крепко.

      И это чудо – выйти не на мыс

      Чужих миров, неведомых америк,

      А, пересекши время, как Улисс,

      Лечь

                возле тех же губ, на тот же берег.

      Мне двойное судьба изготовила лезвие,

      Шелковистой рукой мою шею пригнула:

      Подарила мне сердце сестры моей Лесбии

      И – в насмешку – напрасные слезы Катулла.

      Так вот кошку в мешок зашивают с собакою,

      Чтоб верней утопить. В этом теле зашиты

      Две души, два врага, что сильны одинаково, —

      Ни управы на них не найти, ни защиты.

      О любимом забуду – свобода! – а мысли-то,

      Словно птицы в гнездо, возвращаются сами.

      Так охотник помчится за дичью и выследит —

      И опустит копье, и зальется слезами.

      Голос – горше цикуты, сестра моя Лесбия, —

      Не живу и не сплю, не пою и не плачу,

      И, обычаем варварским местным не брезгуя,

      Вместе лавра и терна ищу, не иначе.

      Радость померкла.

      Волшебный фонарь зрения помутился.

      Вынуты цветные стекла:

      Стала рекою река, стала травою трава,

      Как Золушка в полночь.

      Пеплом присыпан вечер,

      Будто его закоптили,

      И даже соседкино платье

      Больше не отбивается от прищепок,

      Повисло, рукава растопырив.

      Видно, что-то я натворила,

      Раз никто со мной говорить не хочет —

      Ни ведро, ни калитка, ни тополь,

      А серый лягушонок спиной повернулся

      И кинулся в пруд (по-японски).

      Как ни крути, нынче

      Для отшельников тяжелое время.

      Во-первых, подорожали дачи,

      Во-вторых,