– Ты всё о других! А что будет с тобой,

      С голубкой моей бесталанной!

      Остаться навеки чужою рабой

      И так и прожить до доски гробовой

      Без се́мьи, без деток желанных?

      А Дуня хоть слушает эти слова,

      Да мимо ушей пропускает.

      – Нас всех и всегда выручала Москва,

      Пускай и теперь выручает.

      Мне только бы место найти, где харчи,

      А денег я даже не трону.

      – А может, схожу я Матрону спросить?

      – Конечно, конечно, Матрону!

      – Да шепчут вокруг, что свихнулась с ума

      Подружка твоя дорогая.

      Как раньше народ утешала она,

      Так нынче все больше пугает.

      Помещик наш Яньков пришел к ней с женой,

      Совсем про другое просили, —

      Она же велела именье продать

      И прочь уезжать из России.

      Ну, как же на это достанет им сил?

      Он в это именье всю душу вложил.

      Наталья боится ее, как огня,

      И то мне шепнула третьёва-то дня:

      Матрона такое несет

      Про наших царя и царицу, —

      Никто повторить не решится.

      А Дуня сама себя не узнаёт —

      Тверда, словно камень, спокойна, как лед.

      – А мы не помещики и не цари.

      Сходи и с Матроною поговори.

      . . . . . . . . . . .

      Без стука в знакомую входит избу

      Старуха Носкова в смятенье

      И видит – Матрона на лавке сидит,

      А перед ней на коленях

      Огромный мужик, головою склонен,

      И жалобно плачет, как маленький, он.

      Матронушка нежные ручки над ним

      Простерла и тихо бормочет:

      – Ну, крепко засела гадюка-змея,

      Никак убираться не хочет.

      А мы ее выгоним, мы посильней.

      Уходит, уходит! Мы справились с ней!

      Носкова не верит глазам и ушам —

      Мужик повалился и воет:

      – Ах доченька, матушка! Нет ее, нет!

      Осталось лишь место пустое!

      Ведь сил у меня больше не было жить!

      Я руки хотел на себя наложить!

      . . . . . . . . . . .

      Едва за беднягой захлопнулась дверь,

      Набросилась сразу Матрона

      На гостью:

      – Ты что там затеяла, мать,

      Невесть за кого мою Дуню отдать?

      Не вздумай мешать ее дивной судьбе.

      Ей сужен жених, что не снился тебе.

      Захочешь – поверишь, не хочешь – не верь,

      Но слово мое непреклонно:

      За все свои муки получит сполна.

      Ты слышишь? За барина выйдет она!

      . . . . . . . . . . .

      Конечно же, вскорости эти слова

      На всё Себено́ раструбила молва.

      Смеялись до слез. Но решили, что все же

      С бахвальством Матрониным надо построже.

      Уже чудеса замахнулась творить!

      Такого осмелилась наговорить!

      – Так можно накликать беду, Феоктиста,