Оптический обман – окно напротив

      как будто бы горит, но это отблеск

      бегущих фар, что там, на повороте,

      у светофора подаянья просят.

      И мелкою монетой за труды

      он им отсыпет. Мелкою монетой,

      пока в окне ещё блестят следы,

      прикрытые вчерашнею газетой

      от лишних глаз. Заклеено окно

      просроченной бумагой во спасенье

      от посторонних, чтобы, как в кино,

      жизнь продолжается вплоть до воскресенья,

      т. е. хотя бы до конца недели,

      когда из отпуска хозяева вернутся,

      и он опять к своей жене уедет,

      успев на повороте оглянуться.

      В воде ли отразится твой уход,

      иль облако опять волну накроет

      своим присутствием, чтоб всё наоборот?

      Чья собственность теперь? Кто козни строит?

      Какая разница теперь. Который год

      в другом столетьи отмечаю дату

      в календаре, а по теченью вод —

      расположение на карте для возврата

      оттуда, где вода и облака

      своим вниманьем обнимают местность.

      И в описании старательно рука

      по буквам выводя на камне – Вечность,

      как по бумаге. И крошит перо

      линованный листок своим участьем

      в недолгой жизни. Камню всё равно —

      бумага стерпит, предоставив власти

      чернил своё пространство – для игры.

      Какой пейзаж с водой и облаками! —

      доступными для вымысла, и ты

      кроишь его свободными руками.

      У дерева не спросишь, каково

      там, за границей крыш, за струйкой дыма,

      где даже смерть не значит ничего —

      за самым краем… и созвездья мимо

      плывут окна – в означенный предел.

      Стенания всё глуше. Только ветер

      разносит звук, который долетел

      до этих мест. И звук за всё в ответе.

      За неимением других координат,

      взгляд устремляется туда – неумолимо,

      страдая только от былых утрат,

      стирая страх слезой. Слеза учтиво

      стекает на платок, покуда ты

      глядишь туда, откуда возвращаться

      несвойственно – не растеряв черты

      и прочее богатство домочадца,

      скопившего за свой недолгий век —

      немного, но достаточно для смерти! —

      чтобы однажды утром без помех

      отправиться туда с письмом в конверте

      незапечатанном – известен адресат —

      и лично в руки передать посланье

      со всем почтением. Но, бросив взгляд назад,

      увидеть вдруг границы проживанья,

      т. е. квартиры, где короткий срок

      с подругой милой продлевал старенье —

      своё? или её? Порой жесток

      бывал в словах, но это от волненья

      перед грядущим. Кажется, давно

      всё