Когда домой воротишься опять —

      не встретишь никого. Всё, что осталось —

      по дням недели лица не вспомнить —

      такое иногда уже случалось

      в былые дни, когда через года,

      измерив географию ночами,

      вдруг возвращался с мыслью – навсегда,

      но сохранял котомку с сапогами —

      на всякий случай. Но когда теперь,

      не обнаружив даже очевидцев,

      свидетелей твоих былых потерь,

      вдруг понимаешь, что должно случиться

      с тобой отныне, т. е. – навсегда.

      Вода из крана – не течёт, как раньше —

      сантехник, видимо, не пожалел труда

      исправить то, что, несомненно, старше

      его работы. И входная дверь,

      как раньше, не скрипит, не задевает

      за что-то там, невидимое мне,

      и этого немного не хватает

      по возвращению. Откуда-то глядят —

      немой будильник, сломанный светильник —

      из глубины. Но замирает взгляд

      на фотографиях – и Время – страж всесильный —

      глядит обратно. Тихий разговор

      за стенкой слышится, ребёнок тихо плачет,

      собака оглушает лаем двор —

      и всё как будто ничего не значит —

      теперь уже. И бабочка в стекле,

      как герб фамильный, разбросала крылья

      в своём пространстве. Книга на столе

      лежит в пыли, как будто бы забыли…

      Стенания разбуженных собак —

      случайно ночью – заполняют площадь,

      пугая припозднившихся зевак —

      на Императора – божественною ночью

      в начале марта. Вот такой вот сон

      в другом пространстве – окнами на север —

      глазницами во тьму, где тихий звон

      кромсает ночь на верю и не верю.

      На вымысел, в котором утонул

      сам Император. И теперь собаки

      дань отдают и сердцу и уму,

      бредущего сквозь темноту. Во мраке

      ступает осторожно каждый раз,

      когда нога ощупывает почву —

      подводит нюх, но зорко видит глаз,

      чтоб отличить слова от многоточий

      сплошных в признаниях – и это навсегда —

      на время, что отпущено для жизни

      и даже больше. Впрочем, иногда

      всё завершается быстрей полёта мысли

      над площадью, где сыро и темно.

      Темно от ночи, а вода из крана

      бежит себе, не заслоняя дно

      своим присутствием. Проснувшись слишком рано,

      сосед увидит – Император спит —

      он тоже Император, но попозже.

      Собаки лают. Светофор горит.

      Карабинер пересекает площадь.

      Когда-нибудь