Затем тетиву – нерушимую жилу –

      Снял Накула, в битвах являющий силу.

      С открытой душой, миловидный, как дева,

      Снял с лука свою тетиву Сахадева.

      Взобрался на дерево Накула ловкий,

      К ветвям привязал он надежной веревкой,

      В местах, где оружие дождь не затронет,

      А листья от взора чужого схоронят, –

      Мечи, что блистали блистанием битвы,

      И стрелы, что острыми были, как бритвы,

      От коих враждебное войско редело.

      К стволу привязали и мертвое тело.

      Подумали, запах дурной обоняя:

      «Отселе отпрянут прохожие, зная,

      Что мертвое тело исполнено скверны, –

      И каждого ужас охватит безмерный…»

      Увидев: идут пастухи и служанки, –

      Сказали: «То матери нашей останки,

      Прожившей сто семьдесят лет. Наши предки

      Велят нам: «Да будут над мертвыми ветки».

      Такие рассказывая небылицы,

      Вступили в окрестности пышной столицы,

      Где скорби тринадцатый год, среди малых,

      Решили прожить, чтоб никто не узнал их.

      Им прозвища тайные дал предводитель:

      Победа, Победная Рать, Победитель,

      Победная Битва, Победная Сила, –

      И горсточка храбрых в столицу вступила.

      Юдхиштхира первым явился к Вирате, –

      А тот на собранье сидел среди знати, –

      К владыке явился неузнанный в гости,

      Под мышкой держал он игральные кости.

      Богатый отвагою, опытом, славой,

      Пред всеми предстал богатырь величавый,

      Как бог, что бессмертной сиял красотою,

      Как солнце за облачной сетью густою,

      Как змей, прославляемый всеми зверями,

      Как царь, почитаемый всеми царями,

      Как бык, чье могущество гордо окрепло,

      Как пламя, сокрытое грудою пепла.

      Вирата спросил у советников главных,

      У мудрых жрецов и воителей славных:

      «Скажите мне, кто он, пришедший впервые?

      Не жрец ли, отринувший блага мирские?

      Иль царь, обладатель могучей десницы?

      Без слуг он явился и без колесницы,

      Но так величаво приходит не всякий.

      На нем не виднеются ль царские знаки?

      Ко мне он приблизился гордо, без дрожи,

      С надменным слоном поразительно схожий,

      Что в пору любви, возбужденный от течки,

      Подходит к бегущей средь лотосов речке!»

      Вирате, объятому думой всевластной,

      Юдхиштхира молвил: «Я брахман несчастный.

      О царь, у тебя, властелина земного,

      Пришел я просить пропитанья и крова».

      «О странник почтенный, – Вирата ответил, –

      У нас да пребудешь ты счастлив и светел!

      Меня ты своим осчастливил приходом.

      Скажи, досточтимый: откуда ты родом?

      Каким ремеслом ты гордишься по праву?

      Ты