И запрокинув голову

      [пока что без лица],

      в круги по небу пялится,

      как камень, детвора,

      и птица возвращается

      в качели [как бы смерть],

      и лица нарисованы

      в лице её на треть.

      Но, запрокинув голову,

      стоящий в небе том,

      дом раздвигает в стороны

      лицо, чтоб смыть дождём,

      чтобы стоять неузнанным

      в каких-нибудь углах —

      пока незрячи дети,

      неся, как камень, страх

      и, запрокинув голову,

      в качели плачет смерть,

      что ей лишь умирать здесь

      [совсем]

      одной за всех.

      (15/09/13)

      Покажется, что снег с землёй делим

      на человека и пустое место —

      проходишь через тень свою один,

      и та парит [как будто бы из теста].

      Покажется – что тронуто рукой

      уже нашло скрижали нашей смерти —

      покоя нет – но, если есть покой,

      то он всегда в оставленном здесь месте.

      Идёшь на холм иль спустишься с холма —

      всё кажется, пока перевозима

      сквозь тьму и ночь – на поезде душа,

      на лодке [в старике] как руки длинной.

      Покажется, что снег съедает смерть,

      как будто тени заметает крошки,

      что сокрушимы Бог и человек,

      когда уже почти что осторожны,

      и, что, спускаясь с неба, голоса

      нащупывают в горла тьме несносной

      зерно проросшее – чужое, как глаза —

      переходящее из местности сей в поздно.

      Покажется, что снег в земле лежит,

      и, что земля лежит внутрь человека —

      чья тень оторвой сквозь меня летит,

      по стороне ребра глухого света,

      что выгнута, как лодка, почва здесь,

      и снег всегда идёт наполовину,

      что в свете есть твоём – моя вина —

      и с ней не умираю я – а гибну.

      (14—16/09/13)

      Нет ни меня, ни тьмы

      и даже