До пятого акта закончилась пьеса,

      И веет недобрым от ближнего леса,

      И рыжая кошка свернулась клубком,

      На листьях лежит и не просится в дом.

                  Так я, наконец, получила свободу;

                  А в праздники пью не цикуту, не воду —

                  На случай такой разверну полотно,

                  Приправы в горячее брошу вино.

                  И тмином – на горечь, и тленом – на горе;

                  Пути твои в узел завяжутся вскоре;

                  Душистой корой да перстью земной,

                  Сушеной, толченой гадючьей спиной.

      И ты не узнаешь, что будет со мной.

      Довольно надежды, довольно и нежности лживой,

      Глаза отводить и небьющимся сердцем лукавить.

      Довольно ли силы не знать, что умершие живы,

      На черном пороге горшочек с похлебкой не ставить?

      Довольно ли зримо: чертеж мирозданья печален?

      Довольно ли горько? Устройство его справедливо.

      Довольно ли влажной соломы? С рогами завален

      Бессолнечный день в ноябре затяжном и дождливом.

      Довольно ли вам? Музыкальную властную фразу,

      Как светлую лестницу, тьме посвятив без опоры,

      Оставил открытой немецкий расчетливый разум,

      Но руки пусты, и чужие доспехи не впору.

      Не поздно ли призрачный город покинуть,

      Поклясться, что праздничный падает снег,

      Порыв полонеза, плеснувшего в спину,

      Принять за намек и устроить побег.

      На призрачный праздник не пустят без зова,

      Такая метель, что не сыщешь пути…

      Ремнем позади экипажа чужого

      Не выйдет ли санки тайком прикрутить?

      О разуме нищем, о крови незвонкой

      Забыть незаметно за быстрой ездой,

      В строфе предпоследней объехать сторонкой

      Тот город, что к вечеру пахнет едой.

      И весело ехать, и думать не надо

      О том, как входить, говорить и глядеть…

      «На коже не тают следы снегопада,» —

      Понять и, помедлив, лицом побелеть.

      Ну что ж, я не спорю, все будет, как хочешь.

      Оставим беседы, ведущие к ночи,

      Раздвинем золу и камин разожжем

      И сядем за низким шершавым столом.

      И кофе горячий и горький, как стыд,

      Из чашечек разных не будет отпит.

      Но шторы опустим: не надо смотреть,

      Как синие стекла начнут розоветь

      И, нашим молчаньем довольный вполне,

      Неназванный гость усмехнется в окне.