Всадник на камне, сенат, синод,

      Кровель сырая жесть,

      А у Тебя-то – всего семь нот,

      Ну и, конечно, крест.

      А у меня-то во фляжке – спирт,

      Лавочка под кустом,

      А у меня на подушке спит —

      Я и не помню, кто.

      Ребер колеблющийся пюпитр,

      Влажных волос листва.

      Господи, только б еще любить,

      Только б не остывать.

      Ночь бела – не видно дна,

      Звездного парада.

      Ты один, и я одна —

      Очень странно, правда?

      Вот же – руку протяни —

      А не дотянуться.

      Звякнули над нами сны,

      Словно чашки-блюдца,

      Высыпался на мосту

      Тенорок трамвая —

      Это я к тебе иду,

      Глаз не открывая,

      Через спящие дворы —

      Прямо и направо,

      Раздвигая фонари,

      Как сырые травы.

      Когда заиграет прощанье

      На хриплой струне ветерок,

      Глазами найдут горожане

      Над крышами – неба глоток,

      Со склянкой аптечного спирта

      Пройдет переулком сосед,

      И окон бегущие титры

      Расскажут нам вечный секрет,

      Когда катерок загарцует

      На серой строптивой волне,

      Погладишь меня по лицу и

      Плечу, повернувшись ко мне,

      Увидишь зеленые смерчи

      Травы.

                 Не оставив улик,

      Мы лечим друг друга от смерти.

      Дотронься – почти не болит.

      Жизнь проходит – а будто и нé жили,

      Все-то молоды, все-то малы,

      Вроде были объятия нежными,

      А защелкнулись, как кандалы.

      Потираешь зажившую ссадинку,

      Подогретое тянешь вино.

      Глянь – сирени промокшие всадники

      Прискакали, струясь, под окно,

      Не мигая, глядятся в глаза наши —

      Слышишь веток отчаянный хруст?

      Никогда в этих сумерках замшевых

      Я к тебе не привыкну, не трусь!

      Выкипел суп, потерялся носок.

      Поступью дерзкой

      Дождик проходит наискосок

      Прямо по сердцу,

      Пó саду, пó лесу, мимо полей.

      Ты говоришь, я

      Стала