Горизонт туманом полустерт –

      это предвещает непогоду…

      Третьи сутки оголтелый норд

      гонит в Каспий скомканную воду.

      В три дуги сгибает деревца,

      крутит пыль, крушит с налета стекла…

      Ветер, ветер, нет ему конца,

      пухнут веки, в горле пересохло…

      В это время ни души живой

      на Приморском не найдешь проспекте.

      Только ветра непрестанный вой,

      только запах пыли, роз и нефти…

      Только бухта в мачтовых огнях,

      город, круто уходящий вправо,

      только память о минувших днях,

      днях, когда рождалась наша слава.

      А на самой дальней буровой,

      где-нибудь у острова Артема,

      парень с непокрытой головой,

      оглушенный скрежетом и громом,

      задыхаясь в водяной пыли,

      в этот час спокойно и умело

      за семь километров от земли

      делает свое простое дело.

      Фонаря летящий огонек,

      четкие короткие движенья…

      А ему, наверно, невдомек,

      что сейчас он выиграл сраженье.

      Он в бою сегодня, как вчера,

      с ветром,

      с морем,

      с временем,

      с железом…

      Он от суши начисто отрезан –

      третий день не ходят катера,

      оттого, что разгулялся норд,

      празднуя приход весны в столицу…

      Черный город в дымке распростерт.

      Этой ночью никому не спится,

      так необычайно хороша,

      без огней, без яркого убранства,

      рвущаяся в пенное пространство

      города мятежная душа.

      Из чуть голубоватого тумана

      всплывает Нарген розовой стеной…

      С утра задула крепкая моряна

      и точит камни острою волной.

      Гудит гудок, и второпях проходит,

      фырча и дым по ветру расстелив,

      залатанный, чумазый пароходик,

      навеселе вернувшийся в залив.

      Идут валы как будто в белых перьях,

      крепчает ветер, влажный и тугой,

      а под ногами раскаленный берег,

      великолепно выгнутый дугой…

      Теперь как будто вылеплен из воска

      далекий Нарген –