Непреодолимый холод…

      Кажется, дохнешь – и пар!

      Ты глазами только молод,

      сердцем ты, наверно, стар.

      Ты давно живешь в покое…

      Что ж, и это благодать!

      Ты не помнишь, что такое,

      что такое значит

      ждать!

      Как сидеть, сцепивши руки,

      боль стараясь побороть…

      Ты забыл уже, как звуки

      могут жечься и колоть…

      Звон дверных стеклянных створок,

      чей-то близящийся шаг,

      каждый шелест, каждый шорох

      громом рушится в ушах!

      Ждешь – и ни конца, ни края

      дню пустому не видать…

      Пусть не я,

      пускай другая

      так тебя заставит ждать!

      Биенье сердца моего,

      тепло доверчивого тела…

      Как мало взял ты из того,

      что я отдать тебе хотела.

      А есть тоска, как мед сладка,

      и вянущих черемух горечь,

      и ликованье птичьих сборищ,

      и тающие облака…

      Есть шорох трав неутомимый

      и говор гальки у реки,

      картавый,

      не переводимый

      ни на какие языки.

      Есть медный медленный закат

      и светлый ливень листопада…

      Как ты, наверное, богат,

      что ничего тебе не надо!

      Вечер июльский томительно долог,

      медленно с крыши сползает закат…

      Правду сказать –

      как в любой из размолвок,

      я виновата,

      и ты виноват.

      Самое злое друг другу сказали,

      все, что придумать в сердцах довелось,

      и в заключенье себя наказали:

      в комнатах душных заперлись врозь.

      Знаю, глядишь ты печально и строго

      на проплывающие облака…

      А вечеров-то не так уже много,

      жизнь-то совсем уж не так велика!

      Любят друг друга, пожалуй, не часто

      так, как смогли мы с тобой полюбить…

      Это, наверно, излишек богатства

      нас отучил бережливыми быть!

      Я признаю самолюбье мужское.

      Я посягать на него не хочу.

      Милый! Какая луна над Москвою…

      Милый, открой, –

      я в окно постучу.

      Чемодан с дорожными вещами,

      скудость слов, немая просьба рук…

      Самое обычное прощанье,

      самая простая из разлук.

      На вокзалах плачут и смеются,

      и клянутся в дружбе и любви…

      Вот и ты, стараясь улыбнуться,

      говоришь:

      – Смотри не разлюби!

      Ну к чему, скажи, тревоги эти?

      Для чего таким печальным быть?

      Разве можно позабыть о свете

      или, скажем, воздух разлюбить?

      У