Эта поэма – детище мое,

      Но ее происхождение несколько туманно;

      Мы коллективно создали ее:

      Я на бумаге, на машинке Марианна…

      Переполняясь лавой золотой,

      Два мира – мы друг к другу тяготели,

      И страсть соединила нас в постели,

      Воспламенив взаимной наготой.

      И в этот час прекрасный и простой,

      Свершилось то, чего мы так хотели,

      Я пламенел на отданном мне теле,

      А ты мерцала звездной красотой.

      Трепещущим, неслышащим, незрячим,

      Я жадно льнул к губам твоим горячим,

      Безудержною нежностью жесток,

      И в первый раз колени ты разжала,

      Открыв еще не смятый лепесток

      Для моего безжалостного жала.

      В парке было сумрачно и тихо,

      Лишь перед размытою плотиной

      Осторожно старая утиха

      Крякала, похрустывая тиной.

      Да душа звучала голосами,

      Музыкой бесформенной сырея,

      Чтоб слова раскладывались сами

      В ритмы пятистопного хорея.

      Листья вырисовывались тонко,

      Шевелясь на фоне золотистом,

      И прошла знакомая эстонка,

      Шелестя разглаженным батистом.

      Фавн смотрел глазами павиана

      На сухие бедра Аполлона,

      А высокомерная Диана

      Улыбалася неблагосклонно.

      И не скатываясь, под закатом,

      Тронувшим изваянное тело,

      На плече классически-покатом

      Дождевая капля золотела.

      Задумался ветер, лиловое облако вспенив,

      Тяжелую зелень и тучную рожь взбудоражив;

      Твой профиль – я знаю – казался бы нежно-сиренев

      На фоне заката, который не в меру оранжев.

      О, если бы сердце от смутных предчувствий очистив,

      Такую любовь и томленье такое отбросив,

      Зеленым листком колыхаться меж кленовых листьев,

      Иль колосом желтым качаться средь спелых колосьев.

      И снова в душе полноту бытия обнаружив,

      Подземною влагой горячую кровь успокоив,

      Не знать о плечах, затуманенных дымкою кружев,

      О трауре глаз и о косах душистей левкоев.

      Коричневы тени и сини края силуэтов,

      И я повторяю, себя до конца опечалив: —

      Теперь бы твой профиль казался почти фиолетов

      На этом закате, что так изумительно-палев…

      Если б я родился павианом

      Где-нибудь в тропических широтах,

      Я бы ловко лазил по лианам

      И ловил мартышек желторотых.

      В