Она отвозила на дачу

      растенья диковинных стран,

      и к этим растеньям в придачу —

      огромные груды семян.

      Носила им тёплую воду,

      чтоб был на участке уют.

      Увы, через месяц (не годы!)

      наследники сад продадут.

      Люблю я шёпот «мраморных» обложек,

      стихов старинных плавное теченье,

      и день в тиши, который был мной прожит

      так, словно я —

      Адам в минуту сотворенья

      на кромке бытия.

      Я вновь рождён; я снова появился

      совсем другим из книжных коридоров,

      и вот уж мир свой исправляет норов

      бездушного царя,

      признавшись в том, что изменился

      не только я.

      Привет, свободная стихия!

      Сегодня слышу голос твой

      и неуклюжие стихи я

      пишу уверенной рукой.

      Десятки волн сплелись в анапест,

      и растянулись паруса

      ритмичной строчкою, покамест

      не разбросала их гроза.

      Вчера я узнал, что от хвори

      ты умер недавно, и вот

      на днях уж тебя похоронят —

      для смертных обычный исход.

      Изменится что-то на свете?

      Едва ли. Рассвет и закат

      пребудут на этой планете,

      как сотни столетий назад.

      Но станет беднее наука,

      а с нею, возможно, – страна.

      Чуть проще окажутся внуки

      и гуще вокруг темнота…

      Тишина в переулках Стамбула

      растеклась полноводной рекой:

      здесь притихла, а там повернула

      и мечеть унесла за собой.

      Всюду – теней воздушные танцы

      и надгробья суровых владык,

      снова прячет турист в своём ранце

      Ататюрка16 тяжёлый кадык.

      Геллеспонт величав, но встревожен,

      как актёр, позабывший слова.

      Ещё не было дня, что не прожит,

      но не хочется жить иногда…

      И на мантии вод серебристых

      скоро вспыхнет ночной хоровод,

      в знаменитой кофейне бариста

      капучино гостям принесёт.

      Словно бархатом город окутан:

      где-то крик и разрывы ракет,

      а здесь… в пенке растаяли звуки

      и язык прикусил минарет.

      Свернулся мой зонтик подстреленной птицей,

      полнеба с собой прихватив,

      как