Откуда-то из детства

      бумажным корабликом,

      запахом хвойной ветки,

      рядом со словом полька

      или фольга,

      вдруг выплывает

      странное это слово,

      шершавое и смолистое –

      канифоль.

      Бумажный кораблик,

      елочная игрушка,

      скрипочка,

      скрипка.

      Шумные инструменты моего детства –

      деревянные ложки,

      бутылки,

      а также гребенки,

      обернутые папиросной бумагой, –

      это называлось тогда шумовым оркестром,

      и были там свои гении и таланты,

      извлекавшие из всего этого

      звуки,

      потрясавшие наши сердца.

      Я играл на бутылках,

      на деревянных ложках,

      я был барабанщиком

      в нашем отряде,

      но откуда

      это воспоминанье о скрипке,

      это шершавое

      ощущенье смычка,

      это воспоминанье

      о чем-то,

      что не случилось?

      Была зима, как снежный перевал,

      с дымком жилья, затерянным в провале.

      Но я в ту пору не подозревал,

      что я застрял на этом перевале.

      Была такая длинная зима,

      когда любой вечернею порою

      уже легко – сойтись горе с горою

      и очень трудно не сойти с ума.

      Была зима,

      и загородный дом,

      где в сумерках мерцает телевизор

      и где гудит огонь,

      бросая вызов

      метелям,

      снегопадам,

      январю –

      всему, что нам на головы свергалось.

      Дни прибывали

      по календарю.

      К пяти часам у нас уже смеркалось.

      Когда в окно вползала чернота

      и все предметы делались иными,

      я видел,

      как подводится черта

      под