Ночь вглядывается в каждый проулок,

      будто великая сушь, вожделеющая дождя.

      Уже все дороги так близко,

      даже дороги магии.

      Ветром приносит оторопевший рассвет.

      На рассвете страшат неминуемые поступки, рассвет сминает.

      Ночь напролет я бродил.

      И застал непокой рассвета

      меня на случайно попавшейся улице,

      откуда вновь незыблема пампа

      на горизонте,

      где пустоши за проволочной оградой развоплощаются в сорняках,

      и где магазин, такой светлый,

      как прошлым вечером новорожденный месяц.

      Знакомое воспоминание: угол

      с высокими цоколями и обещанием патио.

      Чудесно быть свидетелем тебя, привычной, раз дни мои

      созерцали так мало вещей!

      Луч уже вонзается в воздух.

      Годы мои прошли земными дорогами и морскими путями,

      но только с тобой я впритык, с твоим покоем и розовым светом.

      Не твои ли стены зачали зарю,

      магазин, светлый, на сколе ночи.

      Думаю так, и глаголю среди домов,

      исповедуюсь в моей нищете:

      я не глядел на реки, моря и горы,

      но свет Буэнос-Айреса прикипел ко мне.

      И я выковываю стихи о жизни и смерти

      из луча этой улицы,

      широкой, истерзанной:

      только ее мелодии учит меня бытие.

      Пампа:

      Я различаю твои просторы в глубине предместий,

      я истекаю кровью твоих закатов.

      Пампа:

      Я слышу тебя в задумчивом звоне гитар,

      и в высоких птицах, и в усталом шуме

      пастушеских телег, что приезжают с лета.

      Пампа:

      Мне достаточно границ моего двора,

      чтобы чувствовать тебя своей.

      Пампа:

      Я знаю, тебя терзают

      борозды, переулки и разрушительный ветер.

      Поруганная страдалица, ты уже – сущая на небесах.

      Не знаю, в тебе ли смерть. Я знаю, что ты в моем сердце.

      Вечер, размывший наше прощание.

      Вечер стальной, и сладостный, и монструозный, как темный ангел.

      Вечер, когда наши губы жили в обнаженной близости поцелуев.

      Неодолимой волной захлестнуло время

      нас в уже бесполезном объятии.

      Вместе мы расточали страсть, не ради нас, но во славу уже подступающего одиночества.

      Свет нас отверг, срочно явилась ночь.

      Мы к решетке прошли под тяжестью тени, уже облегченной утреннею звездою.

      Как уходят с потерянных пастбищ, я вернулся из наших объятий.

      Как покидают страну клинков, я вернулся из твоих слез.

      Вечер