Рыбак отходит вечером от моря

      и думает, что море стало ближе,

      но, может, просто высоко прилив.

      Туман осенний, сумерки и морок,

      туман дорогу меж деревьев лижет,

      в нём тонут птицы, тонут корабли.

      Рыбак идёт домой. Шиповник красным

      набряк, под ягод тяжестью согнулся,

      желтеют листья, сохнут лепестки.

      В тумане непрозрачном и безгласном

      отчётливо битьё морского пульса.

      Не заслонись, не подними руки.

      Рыбак идёт, улов приносит к дому,

      он рыб на сушку на верёвку нижет

      среди боярышниковых кустов.

      И засыпает, а морской, знакомый,

      шуршащий голос делается ближе,

      подходит, в крошку берег размолов.

      Подходит к дому, плещется у окон.

      И оживают умершие рыбы,

      плеснув хвостами, уплывают вдаль.

      И выпотрошенный вплывает окунь

      в морскую глубь, в сиреневые глыбы,

      и бьёт хвостами длинная кефаль.

      Оно повсюду – шепчет, пахнет солью

      и водорослями, живёт и дышит,

      в сады заходит, улицы, дома.

      И не преграда ни заборов колья,

      ни стены, ни пороги и ни крыши,

      оно неотвратимо, как зима.

      Наутро птица в небо торопливо

      летит всё дальше от домов неброских

      и от земли дедов, дядьёв, отцов.

      И лишь одна старуха у отлива

      всё ходит, собирает вещи, доски,

      и янтари, и кости мертвецов.

      Родиться