Позволь мне забраться

      в копну твоих снов,

      пропусти по тропинкам дремы,

      разреши сре́зать торф поутру

      с наклонностей сердца.

      Вокруг горы жизни, исхоженной в бессоннице —

      потравленная несбывшимся

      хлебная страна.

      Ты берешь хлебный мякиш

      и лепишь нам новые имена.

      Этот мякиш хочу нащупать,

      где бы я ни был —

      у меня на каждом пальце

      глаз, гладящий землю.

      Из мякиша земли

      хочу расти к тебе,

      держа во рту зажженную

      свечу голода.

      Я пью вино из двух стаканов

      и прорезаю зазубрины

      цезур,

      как тот, Другой,

      в Пиндаре.

      Господь дает нам

      маленького праведника,

      как камертон.

      Из барабана лотереи

      нам выпадает грош.

      Утопи у себя

      в локтевом сгибе

      на всплеске

      пульса,

      укрой там,

      на просторе

      Еще тебя вижу:

      дотрагиваюсь до эха

      щупальцами слов

      в могиле разлуки.

      Легкий испуг у тебя на лице,

      оно вспыхивает,

      погруженное в меня —

      туда, где мучительно

      звучит Никогда.

      Голубка белая вспорхнула: теперь мне можно любить тебя.

      В окне затихшем колышется едва заметно дверь,

      и дерево шагнуло тихо в замершую комнату,

      и ты так близко, словно ты не здесь.

      Крупный цветок берешь ты из моей руки —

      не белый, не красный и не голубой – но ты его берешь.

      Где не было его, там он останется навеки.

      Нас не было, мы в нем останемся.

      в изношенный

      центр дыхания

      осколком

      опять

      вонзилась

      жизнь