Свет потуши. Зажгутся окна

      невыразимою зарёй.

      В потустороннем доме – ёлка.

      Там ожидают нас с тобой.

      И сквозь морозные узоры

      на нас, стоящих за окном,

      уставятся иные взоры —

      Пространств странноприимный дом.

      В лесу твоё тело пятнисто-лимонно —

      в солнечных зайчиках, в тенях от листьев.

      Тебя называю я Лиза ОМОНА,

      ОМОНА Лиза.

      После дождя, близорукая рощица,

      как ты искала контактные линзы!

      И жизнь закружилась, сперва понарошку,

      под кодовой шуткой – «ОМОНА Лиза».

      Губы сжимая, улыбку змеила,

      в рот набирая холодную «Плиску».

      Близко склонялась, собою поила —

      плиз! —

      обожаю ОМОНА Лизу.

      Ты просыпаешься только к закату.

      Тебе наплевать на лимоны Мамоны!

      Лучшие мэны не вскрыли загадку.

      Мафия сматывает знамёна.

      Знаешь, мне кажется, если спуститься

      к нашим ручьям, только щёки омою —

      столб закружится из листьев пятнистых.

      Ты маскируешься, Лиза ОМОНА.

      Панка пятнистая, зайчики пяток.

      Где тебя кружит? Выбила ль визу?

      Страны какие приводишь в порядок,

      ОМОНА Лиза?

      Пронеслась Россия с гулом.

      Как в туннель, народ мелькнул.

      «Русская литература»

      называют этот гул.

      Кто вливает виски в тюрю,

      кто бежит к зарубежу.

      В русскую литературу,

      как в тревогу, ухожу.

      Я отвечу на «ату его!»,

      но не вам, тов. господа.

      Русская литература,

      ты – преддверье Господа.

      Ты, в которой вместо текста

      чёрно-белый шрифт берёз,

      ты, которая естественно

      совесть повестью зовёшь…

      Ежели свобода-дура

      в нас осуществит сполна

      геноцид литературы —

      то свобода ли она?

      Что такое книга? Трудно

      вам вообразить уже.

      Телик с титрами? Но трубка

      подключается к душе?

      Что такое книга? Или

      отработанный приём?

      Или генофонд России,

      притворившийся шрифтом?

      По тебе гадаю, книга,

      ты дрожишь в моих руках —

      безголовая, как Ника

      о двух крохотных крылах.

      А какая тайна чтенья,

      вдвоём, в сквере где-нибудь!

      От плеча идёт волненье:

      «Можно ли перевернуть?»

      Так тысячелетье длится

      наше чтенье сообща.

      Превращаются в страницы

      два прижатые плеча.

      Ты не только слёзы Лизы

      среди