Как скученно жить в толпе.

      Соскучился по Тебе.

      По нашему Сууксу.

      Тоскую. Такой закрут.

      По курточке из лоскут,

      которую мы с Тобой

      купили на Оксфорд-street.

      Ты скажешь, что моросит…

      Скучаю по моросьбе.

      Весь саксаулочный Крым,

      что скалит зубы в тепле,

      не сравнится с теплом Твоим.

      Соскучился по Тебе.

      По взбалмошному леску

      с шлагбаумовой каймой,

      как по авиаписьму,

      отосланному Тобой.

      Соскучился по шажку,

      запнувшемуся в дому.

      Соскучился по соску,

      напрягшемуся твоему.

      Всю кучерскую Москву

      ревную я потому,

      что жили мы пять минут,

      и снова опять во тьму!

      И нас спасти не придут

      ни Иешуа, ни Проку-…

      Все яблочки из прейску-

      червивые, точно Q.

      Угу!

      Я – совсем ку-ку!

      Сейчас заскулю как су-

      ка бескудниковская! Хочу

      замученные жемчу-

      жины серых Твоих глазищ!

      Ты тоже не возразишь,

      что хочешь на Оксфорд-street.

      Гитара в небе летит.

      При чём она? А при том!

      Сказал мне Андре Бретон

      о том,

      что летит она,

      похожая на биде!

      Паскуды! Пошли все на!..

      Соскучился по Тебе.

      Соскучился и т. п…

      Вертолётной охоты загадка —

      тень, скакнувшая по холмам.

      Как глазастый детёныш сайгака,

      умерла Франсуаза Саган.

      Нынче кажется несуразно —

      когда мне, учащая пульс,

      ты представилась: «Франсуаза»,

      как сказала бы – «Здравствуй, грусть».

      Стала горьким слоганом фраза.

      Мне хотелось всего и сразу.

      Я обидел тебя, Франсуаза.

      С длинноногой ушёл, как хам.

      Мы с тобой – скандальные профи,

      персонажи для PAL/SECAM.

      Виноватую чашечку кофе

      не допью с Франсуазой Саган.

      Кеды белые, как картофель

      ежедневных телереклам.

      Кто вмонтирован в современность —

      Магомет или Иисус?

      Нашей дезе: «Да здравствует ненависть!»

      отвечаешь ты: «Здравствуй, грусть».

      Нашим дням, ты сказала бы – полный,

      не Великий пост, а постец.

      Сайгачонку сломали крестец.

      Абажур протрезвевший вспомнит

      твою фразу: «Bonjour, tristesse».

      Я теперь брожу по Парижу,

      Грусть нелепа, как омнибус.

      Всё прекрасно и не паршиво.

      Наспех с кем-нибудь обнимусь.

      Вдруг ты выглянешь, сайгачонок,

      и в глазах твоих огорчённых —

      Bonjour, грусть…

      Там Гольбейн пьёт с Куртом Кобейном…

      Тома