Читаю почту: «Сирень мертва».

      Черта с два!

      В автомобильной Калифорнии,

      Где солнце пахнет канифолью,

      Есть парк секвой.

      Из них одна

      Ульянову посвящена.

      «Секвойя Ленина?!»

      Ату!

      Столпотворенье, как в аду.

      «Секвойя Ленина?!»

      Как взрыв!

      Шериф, ширинку не прикрыв,

      Как пудель с красным языком,

      Ввалился к мэру на прием.

      «Мой мэр, крамола наяву.

      Корнями тянется в Москву…

      У!..»

      Мэр съел сигару. Караул!

      В Миссисипи

      сиганул!

      По всей Америке сирены.

      В подвалах воет населенье.

      «Секвойя?! Вурдалаку лысому?»

      Пакует саквояж полиция.

      Несутся танки черепахами.

      Орудует землечерпалка.

      …………………………………….

      Зияет яма в центре парка.

      Кто посадил тебя, секвойя?

      Кто слушал древо вековое?

      Табличка в тигле сожжена.

      Секвойи нет.

      Но есть она!

      В двенадцать ровно

      ежесуточно

      над небоскребами

      светла,

      сияя кроной парашютовой,

      светя

      прожектором ствола,

      торжественно-озарена,

      секвойи нет,

      и есть она.

      Вот так

      салюты над Москвою

      листвой

      таинственной

      висят.

      У каждого своя Секвойя,

      мы Садим Совесть, Словно Сад.

      Секвойя – свет мой и товарищ

      в какой бы я ни жил стране,

      среди авралов и аварий,

      среди оваций карнавальных,

      когда невыносимо мне,

      я опускаюсь, как в бассейн,

      в ее серебряную сень,

      ее бесед – не перевесть..

      Секвойи – нет?

      Секвойя – есть!

      Я Мерлин, Мерлин.

      Я героиня

      самоубийства и героина.

      Кому горят мои георгины?

      С кем телефоны заговорили?

      Кто в костюмерной скрипит лосиной?

      Невыносимо,

      невыносимо, что не влюбиться,

      невыносимо без рощ осиновых,

      невыносимо самоубийство,

      но жить гораздо

                             невыносимей!

      Продажи. Рожи. Шеф ржет, как мерин

      (я помню Мерлин.

      Ее глядели автомобили.

      На стометровом киноэкране

      в библейском небе,

      меж звезд обильных,

      над степью с крохотными рекламами

      дышала Мерлин,

                            ее любили…

      Изнемогают, хотят машины.

      Невыносимо),

                        невыносимо

      лицом в сиденьях, пропахших псиной!

      Невыносимо,

                       когда насильно,

      а