Если умру я, усну навсегда,

      Кто пожалеет?

      Может быть, солнце могилу мою

      В полдень согреет?

      Может быть, ветер в могильных кустах

      Ночью заплачет?

      Может быть, месяц, как по полю конь,

      Мимо проскачет?

      Все позабудут! Напрасно себя

      Памятью тешим.

      Время закроет дороги-пути

      Конным и пешим.

      Как я любил! Лишь родная моя

      Это оценит.

      Или и ей, как и всем на земле,

      Память изменит?

      Любую птаху назову по крику.

      Мила мне в селах праздничная сонь.

      Люблю послушать песню-горемыку

      И свист в два пальца ночью под гармонь.

      Глаза мои привыкли к перевалам,

      К степной избе, к запаханным буграм,

      Где золотая тучка ночевала

      И шум зеленый шел по деревням.

      Привыкли ноги мять траву и вьюгу,

      Месить в дороге столбовую грязь!

      Земля родная, черная подруга,

      В тебя ложиться буду я, смеясь!

      Привыкли руки гладить сивке гриву,

      Звенеть косой и нажимать на плуг.

      И сладко им обжечься о крапиву,

      И отдохнуть в нечаянный досуг.

      Не задержусь на этом свете долго,

      Пришел я гостем в этот светлый дом.

      Да как же я не залюбуюсь Волгой

      И не поплачу над родным селом?!

      Да что же будет, если я покину

      И разлюблю тоску степных берез,

      Перед окном осеннюю рябину

      И дальний скрип и разговор колес!

      Буду вечно тосковать по дому,

      Каждый куст мне памятен и мил.

      Белый звон рассыпанных черемух

      Навсегда я сердцем полюбил.

      Белый цвет невырубленных яблонь

      Сыплет снегом мне через плетень.

      Много лет душа тряслась и зябла

      И хмелела хмелем деревень.

      Ты сыграй мне, память, на двухрядке,

      Все мы бредим и в бреду идем.

      Знойный ветер в хижинном порядке,

      Сыплет с крыш соломенным дождем.

      Каждый лик суров, как на иконе,

      Странник