Был Горгий – истинный философ:

      людей в невежестве винил

      и тьму загадочных вопросов

      еще сильнее затемнил.

      Жил одичало Эпиктет —

      запущен дом, лицо не брито,

      но часто пил он тет-а-тет

      с женой соседа Феокрита.

      Пиндар высоким был поэтом,

      парил с орлами наравне,

      но успевал еще при этом

      коллегу вывалять в гавне.

      Сказал философ Парменид,

      не допускавший верхоглядства,

      что каждый день его тошнит

      от окружающего блядства.

      Одна из мыслей Эмпедокла

      мне исключительно любезна:

      «Чья репутация подмокла,

      сушить такую – бесполезно».

      Блуждал по небу взор Лукреция,

      раскрыт был мир его уму,

      и вся мифическая Греция

      была до лампочки ему.

      Учил угрюмый Ксенофан,

      что мир обрушится в итоге,

      поскольку неуч и профан

      повсюду вышли в педагоги.

      С похмелья раз Анаксимандр

      узрел природы произвол:

      близ дома росший олеандр

      большими розами зацвел.

      Зенон, кидая крошки в рот,

      заметил в неге и покое,

      что бездуховен только тот,

      кто знает, что это такое.

      Не зря писал Экклезиаст,

      и я в его словах уверен:

      «Опасен тот энтузиаст,

      который всех пасти намерен».

      В театре сидя, Анахарсис

      уже почти что задремал,

      но испытал такой катарсис,

      что стал заикой и хромал.

      Был очень мудрым Демокрит,

      и вот ума его творение:

      «Когда душа в тебе горит,

      залей огнем ее горение».

      Приятно мне, что старший Плиний

      со мною схож во вкусах был

      и плавность нежных женских линий

      весьма и всячески любил.

      А младший Плиний в тот момент

      писал совсем иные книжки,

      поскольку был он импотент

      и знал о ебле понаслышке.

      Состарясь, ветхий Ганнибал

      в тени от лавра за колодцем

      детишкам байки загибал,

      что был великим полководцем.

      Молился Зевсу жрец Пирей

      и от судьбы не ждал злодейства,

      но слух пошел, что он еврей,

      и с горя впал он в иудейство.

      Как сам Лукулл, не мог никто

      перед едой произнести:

      «Всегда идет на пользу то,

      что вред не может принести!»

      Солон писал законы все,

      чтоб обуздать умы и души,

      но сам один из них нарушил,

      за что в тюрьму позорно сел.

      И духом был неукротимый,

      и реформатор был Пиррон,

      нанес весьма он ощутимый

      хозяйству Греции урон.

      Сказал однажды Заратустра,

      что слышал он, как пела птица:

      «Не надо, люди, слишком шустро

      по