Питомцам русского гнезда,

      нам от любых душевных смут

      всего целебнее узда

      и жесткой выделки хомут.

      Бес маячит рядом тенью тощей,

      если видит умного мужчину:

      умного мужчину много проще

      даром соблазнить на бесовщину.

      Загадочно в России бродят дрожжи,

      все связи стали хрупки или ржавы,

      а те, кто жаждет взять бразды и вожжи,

      страдают недержанием державы.

      По дряхлости скончался своевременно

      режим, из жизни сделавший надгробие;

      российская толпа теперь беременна

      мечтой родить себе его подобие.

      Текут по всей Руси речей ручьи,

      и всюду на ораторе печать

      умения проигрывать ничьи

      и проигрыш банкетом отмечать.

      В раскаленной скрытой давке

      увлекаясь жизни пиром,

      лестно маленькой пиявке

      слыть и выглядеть вампиром.

      Мы пережили, как умели,

      эпоху гнусной черноты,

      но в нас навек закаменели

      ее проклятые черты.

      Российская империя нам памятна,

      поэтому и гнусно оттого,

      что бывшие блюстители фундамента

      торгуют кирпичами из него.

      Видимо, в силу породы,

      ибо всегда не со зла,

      курица русской свободы

      тухлые яйца несла.

      От ветра хлынувшей свободы,

      хотя колюч он и неласков,

      томит соблазн пасти народы

      всех пастухов и всех подпасков.

      По воле здравого рассудка

      кто дал себя употреблять —

      гораздо чаще проститутка,

      чем нерасчетливая блядь.

      Россия ко всему, что в ней содеется,

      и в будущем беспечно отнесется;

      так дева, забеременев, надеется,

      что все само собою рассосется.

      Вокруг березовых осин

      чертя узор хором воздушных,

      всегда сколотит сукин сын

      союз слепых и простодушных.

      Уже вдевает ногу в стремя

      тот некто в сером, кто опять

      поворотить в России время

      попробует во тьму и вспять.

      И понял я за много лет,

      чем доля рабская чревата:

      когда сгибается хребет —

      душа становится горбата.

      Живу я, свободы ревнитель,

      весь век искушая свой фарт;

      боюсь я, мой ангел-хранитель

      однажды получит инфаркт.

      Легко на примере России

      понять по прошествии лет,

      что в мире темней от усилий

      затеплить искусственный свет.

      Темны российские задворки,

      покрыты грязью всех столетий,

      но там родятся поговорки,

      которых нет нигде на свете.

      Российская жива идея-фикс,

      явились только новые в ней ноты,

      поскольку дух России, темный сфинкс,

      с загадок перешел на анекдоты.

      Выплескивая песни, звуки,