Кто в годы рабства драться лез,

      тому на воле стало хуже:

      пройдя насквозь горящий лес,

      ужасно больно гибнуть в луже.

      Смотреть на мир наш объективно,

      как бы из дальней горной рощи —

      хотя не менее противно,

      но безболезненней и проще.

      По Божьему соизволению

      и сути свойства, нам присущего,

      дано любому поколению

      насрать на мысли предыдущего.

      Надеюсь, я коллег не раню,

      сказав о нашей безнадежности,

      поскольку Пушкин слушал няню,

      а мы – подонков разной сложности.

      Российский жребий был жестоко

      однажды брошен волей Бога:

      немного западней Востока,

      восточней Запада – намного.

      Наш век настолько прихотливо

      свернул обычный ход истории,

      что, очевидно, музу Клио

      потрахал бес фантасмагории.

      Возложить о России заботу

      всей России на Бога охота,

      чтоб оставить на Бога работу

      из болота тащить бегемота.

      Что говорит нам вождь из кучи,

      оплошно вляпавшись туда?

      Что всей душой хотел как лучше,

      а вышло снова как всегда.

      Все споры вспыхнули опять

      и вновь текут, кипя напрасно;

      умом Россию не понять,

      а чем понять – опять неясно.

      Наших будней мелкие мытарства,

      прихоти и крахи своеволия —

      горше, чем печали государства,

      а цивилизации – тем более.

      На свете ни единому уму,

      имевшему учительскую прыть,

      глаза не удалось открыть тому,

      кто сам не собирался их открыть.

      Святую проявляя простоту,

      не думая в тот миг, на что идет,

      всю правду говорит начистоту

      юродивый, пророк и идиот.

      История бросками и рывками

      эпохи вытрясает с потрохами,

      и то, что затевало жить веками,

      внезапно порастает лопухами.

      Хоть очень разны наши страсти,

      но сильно схожи ожидания,

      и вождь того же ждет от власти,

      что ждет любовник от свидания.

      Когда кипят разбой и блядство

      и бьются грязные с нечистыми,

      я грустно думаю про братство,

      воспетое идеалистами.

      Опасностей, пожаров и буранов

      забыть уже не может ветеран;

      любимая услада ветеранов —

      чесание давно заживших ран.

      А жалко порою мне время то гнусное,

      другого уже не случится такого,

      то подлое время, крутое и тусклое,

      где стойкость полна была смысла тугого.

      В те года, когда решенья просты

      и все беды – от поступков лихих,

      очень часто мы сжигаем мосты,

      сами только что ступивши на них.

      Справедливость в людской кутерьме

      соблюдает природа сама:

      у живущих себе