Умеет так воображение

      влиять на духа вещество,

      что даже наше унижение

      преобразует в торжество.

      Не слушая судов и пересудов,

      настаиваю твердо на одном:

      вместимость наших умственных сосудов

      растет от полоскания вином.

      Был томим я, был палим и гоним,

      но не жалуюсь, не плачу, не злюсь,

      а смеюсь я горьким смехом моим

      и живу лишь потому, что смеюсь.

      Нет, я в делах не тугодум,

      весьма проста моя замашка:

      я поступаю наобум,

      а после мыслю, где промашка.

      Я б рад работать и трудиться,

      я чужд надменности пижонской,

      но слишком портит наши лица

      печать заезженности конской.

      Не темная меня склоняла воля

      к запою после прожитого дня:

      я больше получал от алкоголя,

      чем пьянство отнимало у меня.

      Хоть я философ, но не стоик,

      мои пристрастья не интимны:

      когда в пивной я вижу столик,

      моя душа играет гимны.

      Питаю к выпивке любовь я,

      и мух мой дым табачный косит,

      а что полезно для здоровья,

      мой организм не переносит.

      Мне чужд Востока тайный пламень,

      и я бы спятил от тоски,

      век озирая голый камень

      и созерцая лепестки.

      Во многих веках и эпохах,

      меняя земные тела,

      в паяцах, шутах, скоморохах

      душа моя раньше жила.

      Так ли уж совсем и никому?

      С истиной сходясь довольно близко,

      все-таки я веку своему

      нужен был, как уху – зубочистка.

      Меня заводят, как наркотик,

      души моей слепые пятна:

      понятно мне, чего я против,

      за что я – полностью невнятно.

      Подлинным по истине томлениям

      плотская питательна утеха,

      подлинно высоким размышлениям

      пьянство и обжорство – не помеха.

      Приму любой полезный я совет

      и думать о житейской буду выгоде

      не раньше, чем во мне погаснет свет,

      душою выключаемый при выходе.

      Пока прогресс везде ретиво

      меняет мир наш постепенно,

      подсыпь-ка чуть нам соли в пиво,

      чтоб заодно осела пена.

      У пьяниц, бражников, кутил,

      в судьбе которых все размечено,

      благоприятствие светил

      всегда бывает обеспечено.

      Хоть мыслить вовсе не горазд,

      ответил я на тьму вопросов,

      поскольку был энтузиаст

      и наблюдательный фаллософ.

      Наше слово в пространстве не тает,

      а становится в нем чем угодно,

      ибо то, что бесплотно витает,

      в мире этом отнюдь не бесплодно.

      Моей тюремной жизни окаянство

      нисколько не кляну я, видит Бог;

      я мучим был отнятием пространства,

      но времени лишить никто не мог.

      Раздев любую обозримую

      проблему