Решать я даже в детстве не мечтал

      задачи из житейского задачника,

      я книги с упоением читал,

      готовясь для карьеры неудачника.

      Я в сортир когда иду среди ночи,

      то плетется мой Пегас по пятам,

      ибо дух, который веет, где хочет,

      посещает меня именно там.

      Моя малейшая затея

      душе врага всегда была

      свежа, как печень Прометея

      глазам голодного орла.

      Видно только с горних высей,

      видно только с облаков:

      даже в мире мудрых мыслей

      бродит уйма мудаков.

      В этой мутной с просветами темени,

      непостижной душе и уму,

      я герой, но не нашего времени,

      а какого – уже не пойму.

      Я живу, в суете мельтеша,

      а за этими корчами спешки

      изнутри наблюдает душа,

      не скрывая обидной усмешки.

      Я пристегнут цепью и замком

      к речи, мне с рождения родной:

      я владею русским языком

      менее, чем он владеет мной.

      С утра нужна щепотка слов,

      пощекотавших ум и слух,

      чтоб ожил чуткий кайфолов,

      согрелся жить мой грустный дух.

      Ум так же упростить себя бессилен,

      как воля перед фатумом слаба,

      чем больше в голове у нас извилин,

      тем более извилиста судьба.

      Очень много во мне плебейства,

      я ругаюсь нехорошо,

      и меня не зовут в семейства,

      куда сам бы я хер пошел.

      Что в жизни вреднее тоски и печали?

      За многое множество прожитых дней

      немало печальников мы повстречали —

      они отравлялись печалью своей.

      Мы бестрепетно выносим на свет

      и выплескиваем в зрительный зал

      то, что Бог нам сообщил как секрет,

      но кому не говорить – не сказал.

      Каждый, в ком играет Божья искра,

      ясно различим издалека,

      и когда игра не бескорыстна,

      очень ей цена невелика.

      Добру и злу внимая равнодушно,

      и в жертвах побывал я, и в героях,

      обоим поперек и непослушно

      я жил и натерпелся от обоих.

      Живу привольно и кудряво,

      поскольку резво и упрямо

      хожу налево и направо

      везде, где умный ходит прямо.

      Моей судьбы кривая линия

      была крута, но и тогда

      я не кидался в грех уныния

      и блуд постылого труда.

      Очень давит меня иногда

      тяжкий груз повседневного долга,

      но укрыться я знаю куда

      и в себя ухожу ненадолго.

      Я люблю, когда слов бахрома

      золотится на мыслях тугих,

      а молчание – признак ума,

      если признаков нету других.

      Именно поэты и шуты

      в рубище цветастом и убогом —

      те слоны, атланты и киты,

      что планету