Не пропетый песнями,

      не рассказан сказками,

      городами-весями

      вдрызг уже потаскан я.

      Тени подзаборные

      мне грозят из небыли.

      Мысли беспризорные:

      жил ли? или не жил я?

      В темноте, как облики,

      городские улицы.

      Лунный луч из облака

      тянет к горлу щупальца.

      Ах, не пой соловушка

      мне про небыль русскую.

      Слёзы – словно кровушка,

      да тропинка узкая.

      Да осталась музыка,

      та, неподгитарная.

      Труден путь наш узенький,

      но поётся ария,

      но романсы слышатся.

      Ветер плачет весело,

      пролетев над крышами

      городами-весями.

      Смутный голос во мне возник,

      как прямая черта пунктира:

      – Где кончается твой язык,

      возникает граница мира!

      Но я русич! Ужель во мне

      языковый барьер и пена?

      За Россию сгореть в огне,

      в землю вбитым быть по колено?

      Я же русич! Ужель во мне

      только злоба, стремленье к битве,

      словно страннику на коне

      не нужна о любви молитва?

      Снова голос, как будто рык,

      раздающийся из надира:

      – Где кончается твой язык,

      возникает граница мира!

      Значит, всё же наоборот!

      Глас сомненья с меня снимает:

      ведь любовь только там живёт,

      где тебя всегда понимают!

      Морозные дни достославного лета,