Вот раздвигаю ложесна конверта —

      И белый мягкий хрусткий твой полуквадрат

      Ложится в руку, туго вынут.

      Пульсирует, покрыт венозной сетью

      Письма —

      И вот альтернатива паутине!

      (Всего прочней бумага,

      Носитель вечный, чрево, стратостат) —

      Батут над безднами:

      Хореография и вязь прыжка,

      Провалы, петли, горки шариковой ручки,

      Вдруг пропадая,

      Выныривают к жизни,

      Карабкаются в гуттаперчевую высь,

      К карнизам смысла,

      К вершинам сердца. Кровь, поя, летит.

      Продавлен вязью лист,

      И плоскость будней гипсовую, слепок

      С лица новорождённого,

      Гель Гелиоса заполняет всклень!

      Нажим: та сторона листа:

      Вот выпуклостей впуклость

      Вбирают пальцы, и два дня твои

      Опознаю как настоящее в минувшем.

      Всего теплей бумага!

      Девятимесячно вспревает целлюлоза

      Живым теплом в утробе, слизью, соком:

      Прожёванное древо, нежный трэш

      Второю жизнью всходит, новым смыслом,

      Езекиилевым восстаньем восстаёт —

      И не умрёт отныне.

      Бумага, ручка, рук рукопожатье:

      Лишён мой век тепла и кожи писем —

      Се, щупалец дуэль

      В несовпадающих, различнонаклонённых

      Срезах,

      В пространстве одиноком симулякра,

      Однополый рой слепой

      В провале гулкого презерватива:

      Всегда вперёд, о никогда навстречу!

      Сон: блоггер зависает и не чает:

      Он – пользователь, он – писюк бескровный

      (Нужда и польза: пользовать и нудить) —

      Он – зомби, он – иван, не помнящий

      Тактильного родства живой бумаги.

      Всё это душевное, слишком душевное,

      Почти, на грани,

      На полстопы – в плотском. Рекомендуют:

      «Батюшка должен быть духовен!

      Душевное – рассадник

      Тактильных бесовских инфекций!»

      Всё так. Но мир людей обезлюдел.

      Простые движения плоти развоплотились,

      Сочтены редкостью, ересью, извращеньем.

      Растворяется всё, что тварно

      (Остались в минувшем

      Сплошные времена похорон: Бога, смысла,

      Человека, потом и самой смерти,

      Проводили и девять дней, и сорок, и полгода).

      Сосуд треснул, вину не в чем держаться.

      Нажуй бумаги, попробуем

      Целлюлозой и слюной трещину заделать.

      Подними, обними! Дай руку,

      Утешай, утешай народ Божий,

      «Утешитель» – так Дух Святый назван,

      Пиши письмо, дыши на клеевой край конверта,

      Коснись руки, брате, побредём вместе.

      Помнишь, в сороковой полдень

      У песчаного домика по тебе литию мы пели?

      И вдруг притихли: это

      Отстранённо, уверенно

      Нечто о тебе и о нас кукушка заутверждала.

      Конечно,