Казачья кровь, в кристальный

      Геттингенский сосуд влита!

      Эак на Радаманта кивает,

      Миносу и тому не разобраться.

      Такие идей сонмы!

      (Скандал в тёмном семействе:

      Что обретают тени,

      Вкушая жертвенную идею? —

      Память о глубокогрядущем!)

      В аиде – жилищный кризис,

      И так и живёшь в библиотеке

      (Дом, в сиреневое окрашен,

      По сю сторону Ахеронта,

      Вывеска: «Свято-Эдемское подворье»).

      Так ум душонку в бой ведёт,

      Влечёт на крест, на эшафот

      Ослизлой мзглы вопящий клуб,

      Анимулу – бичом вперёд;

      А сердце в мясо поддаёт

      (До фени телу) туп да туп.

      Июльский взламывая лёд,

      Взмывает символ и цветёт!

      (Хоть ворон вечен: «Невер, Марр!» —

      Но Прокла кто переведёт?)

      На крышку гроба сыпанёт

      Гудящей глины заступ, груб,

      В капусту квасит кости гнёт —

      Но нус горит, и обожжёт

      Сошедшихся умастить труп,

      И персть удобрит тучный жар.

      Вернись, вернись! Оставь свой стройный рай

      За восковой спиной.

      Запри свой дом, розарий размотай

      Трясущейся рукой,

      И с Авентина положи земной поклон

      В соломенную даль,

      В поля подсолнухов, в копчёный мёд икон,

      В смиренную печаль,

      Где копны русая София ворошит

      На жнитвах серых лет,

      Где в светлой тьме, как в водах, сердце спит,

      Где тихий свет,

      Где сможешь быть, хотя не сможешь мочь,

      Где в глине деревень

      Светла твоя Варфоломеевская ночь

      И тих Михайлов день.

      Маленький кравчий,

      Спросишь: «Откуда

      Свобода такая?»

      Не тайно ль шептали

      Мы аллилуйю

      Ночью в подушку,

      Под взором хищным

      Мойр красноглазых?

      Мёртвый для мира!

      О, тайный постриг

      Ножниц, стригущих

      Нити судьбы!