Что поют часы-кузнечик,

      Лихорадка шелестит,

      И шуршит сухая печка –

      Это красный шелк горит.

      Что зубами мыши точат

      Жизни тоненькое дно –

      Это ласточка и дочка

      Отвязала мой челнок.

      Что на крыше дождь бормочет –

      Это черный шелк горит.

      Но черемуха услышит

      И на дне морском: прости.

      Потому что смерть невинна,

      И ничем нельзя помочь,

      Что в горячке соловьиной

      Сердце теплое еще.

      Когда на площадях и в тишине келейной

      Мы сходим медленно с ума,

      Холодного и чистого рейнвейна

      Предложит нам жестокая зима.

      В серебряном ведре нам предлагает стужа

      Валгаллы белое вино,

      И светлый образ северного мужа

      Напоминает нам оно.

      Но северные скальды грубы,

      Не знают радостей игры,

      И северным дружинам любы

      Янтарь, пожары и пиры.

      Им только снится воздух юга –

      Чужого неба волшебство,

      И все-таки упрямая подруга

      Откажется попробовать его.

      Я не искал в цветущие мгновенья

      Твоих, Кассандра, губ, твоих, Кассандра, глаз,

      Но в декабре – торжественное бденье –

      Воспоминанье мучит нас!

      И в декабре семнадцатого года

      Всё потеряли мы, любя:

      Один ограблен волею народа,

      Другой ограбил сам себя…

      Но если эта жизнь – необходимость бреда

      И корабельный лес – высокие дома, –

      Лети, безрукая победа,

      Гиперборейская чума!

      На площади с броневиками

      Я вижу человека: он

      Волков горящими пугает головнями –

      Свобода, равенство, закон!

      Когда-нибудь в столице шалой,

      На скифском празднике, на берегу Невы,

      При звуках омерзительного бала

      Сорвут платок с прекрасной головы…

      В тот вечер не гудел стрельчатый лес органа,

      Нам пели Шуберта – родная колыбель!

      Шумела мельница, и в песнях урагана

      Смеялся музыки голубоглазый хмель.

      Старинной песни мир – коричневый, зеленый,

      Но только вечно-молодой,

      Где соловьиных лип рокочущие кроны

      С безумной яростью качает царь лесной.

      И сила