Возьми на радость из моих ладоней

      Немного солнца и немного меда,

      Как нам велели пчелы Персефоны.

      Не отвязать неприкрепленной лодки.

      Не услыхать в меха обутой тени.

      Не превозмочь в дремучей жизни страха.

      Нам остаются только поцелуи,

      Мохнатые, как маленькие пчелы,

      Что умирают, вылетев из улья.

      Они шуршат в прозрачных дебрях ночи,

      Их родина – дремучий лес Тайгета,

      Их пища – время, медуница, мята…

      Возьми ж на радость дикий мой подарок –

      Невзрачное сухое ожерелье

      Из мертвых пчел, мед превративших в солнце!

      За то, что я руки твои не сумел удержать,

      За то, что я предал соленые нежные губы,

      Я должен рассвета в дремучем акрополе ждать –

      Как я ненавижу пахучие, древние срубы!

      Ахейские мужи во тьме снаряжают коня,

      Зубчатыми пилами в стены вгрызаются крепко.

      Никак не уляжется крови сухая возня,

      И нет для тебя ни названья, ни звука, ни слепка.

      Как мог я подумать, что ты возвратишься, как смел?

      Зачем преждевременно я от тебя оторвался?

      Еще не рассеялся мрак и петух не пропел,

      Еще в древесину горячий топор не врезался.

      Прозрачной слезой на стенах проступила смола,

      И чувствует город свои деревянные ребра,

      Но хлынула к лестницам кровь и на приступ пошла,

      И трижды приснился мужам соблазнительный образ.

      Где милая Троя? Где царский, где девичий дом?

      Он будет разрушен, высокий Приамов скворешник.

      И падают стрелы сухим деревянным дождем,

      И стрелы другие растут на земле, как орешник.

      Последней звезды безболезненно гаснет укол,

      И серою ласточкой утро в окно постучится,

      И медленный день, как в соломе проснувшийся вол,

      На стогнах, шершавых от долгого сна, шевелится.

      Когда городская выходит на стогны луна,

      И медленно ей озаряется город дремучий,

      И ночь нарастает, унынья и меди полна,

      И грубому времени воск уступает певучий,

      И плачет кукушка на каменной башне своей,

      И бледная жница, сходящая в мир бездыханный,

      Тихонько шевелит огромные спицы теней

      И желтой соломой бросает на пол деревянный…

      Я наравне с другими

      Хочу