Два рыцаря отважных, после боя,

      Будь то на шпагах или же верхом,

      С мечом в руке или стальным копьем,

      В доспехах или голые, – героя

      Охотно признают один в другом

      И воздают хвалу с сердечным жаром

      Бесстрашию врага, его ударам,

      В особенности, если гнев утих.

      Но если, после поединка, их

      Прискорбная случайность посещает

      И общая невзгода у двоих,

      Тогда несчастье их объединяет.

      Печальная судьба – их дружбы мать –

      Толкает братьями героев стать.

      Так и случилось здесь: таким союзом

      Себя связали хмурый бритт с французом.

      Природа д’Аронделя создала

      С душой, не знающей добра и зла.

      Но даже это грубое созданье

      К Тримуйлю ощутило состраданье;

      А тот, внезапной дружбой увлечен,

      Осуществлял природное стремленье:

      Имел чувствительное сердце он.

      «Какое, – он промолвил, – утешенье

      Вниманьем вашим мне даете вы!

      Я Доротею потерял, увы!

      Но отыскать ее следы, быть может,

      Освободить ее, вернуть назад

      Мне ваша мощная рука поможет.

      Меня ж опасности не устрашат,

      Чтоб вам добыть Юдифь, мой милый брат».

      Два новых друга, движимые страстью,

      Отправились на поиски. К несчастью,

      Им на Ливорно указали путь.

      Грабитель же намерен был свернуть

      Как раз долиной противоположной.

      Пока неслись они дорогой ложной,

      Успел он без препятствий и легко

      Увлечь свою добычу далеко.

      Уводит пленниц он, немых от горя,

      В пустынный замок свой на берег моря,

      Меж Римом и Гаэтой, мрачный склеп,

      Ужасный, отвратительный вертеп,

      Где алчность и бесстыдное упорство,

      Нечистоплотность, хитрость и обжорство,

      Заносчивость хмельная, им под стать,

      Кровавых распрей и насилий мать,

      Неудержимость гнусного разгула,

      В котором нежность и любовь уснула,

      Все, все соединилось, чтобы дать

      Образчик верный нравов человека,

      Который не стеснен ни в чем от века.

      О чудное подобие творца,

      Так, значит, вот ты каково с лица!

      Достигнув замка своего, мерзавец

      За стол садится между двух красавиц.

      Не соблюдая правил никаких,

      Ест, обжирается и пьет за них,

      И говорит им: «Да, скажите, кстати,

      Кто будет эту ночь со мной в кровати?

      Все безразлично, все годится мне:

      Худа, толста, испанка, англичанка,

      Магометанка или христианка.

      Не все ль равно, ведь дело-то в вине!»

      Услышав эти речи, вся краснея,

      Рыданий не сдержала Доротея,

      И бурно облака ее очей

      Льют слезы на точеный носик ей,

      На подбородок с ямкой небольшою,

      Что сам Амур ваял своей рукою;

      Ей скорбь