От страха заледенели пальцы и перехватило горло. Мысли метались как в лихорадке. Наверное, надо позволить Кабиру приблизиться, чтобы он начал делать это со мной. Позволить поцеловать себя, трогать. На глазах снова выступили слезы, как представила, что он будет скользить руками по моему телу, словно у него есть на это право, словно я его собственность. Передернуло от омерзения, не смогу. Нет! Я должна справиться, если не кричала и не умоляла, когда меня собирались выпороть кнутом по приказу Малики, справлюсь и с этим.

      Двери распахнулись, времени на размышления не осталось.

      Кабир вошел в спальню, на меня даже не взглянул. Направился к столику, где стоял поднос с фруктами и кувшины со щербетом, налил себе напиток. Сделал глоток, задумчиво глядя в растекавшуюся за открытым окном ночь с нереальными огромными звездами на черном небе. Никогда мне не привыкнуть к тому, насколько они здесь больше и ярче, чем в Москве, где их свет заглушают городские огни.

      В окно ворвался порыв сухого прохладного ветра, принес аромат чужих цветов и пряностей из сада. Поиграл занавесями, одеждой и волосами Кабира. Я поразилась тому, насколько они у него длинные, волнистые, почти до плеч. В России он носил короткую европейскую стрижку. Но за год, который я его не видела, они отрасли. В сердце раскаленной иглой вонзился невыразимый стыд за прежние чувства к нему, за глупую подростковую влюбленность. Отец предупреждал, чтобы я не влюблялась в его сыновей, чуть не каждый вечер рассказывал о положении женщин в Аскалане, о том, насколько разные у нас культуры и мировоззрение. Я смеялась и говорила, что и не думаю об Архаме и Арифе, мы просто друзья. Нет, я мечтала об их отце. Несбыточной грезе. Жизнь жестоко посмеялась надо мной. Вот она, греза, стоит передо мной. И скоро будет рвать мое тело и душу. Злость на собственную глупость придала сил. Я справлюсь, я выдержу. Подпущу его достаточно близко и ударю.

      Спустя несколько минут, показавшихся вечностью, Кабир повернулся ко мне. Окинул ледяным взглядом без тени желания или интереса. Так он мог бы смотреть на больную красивую лошадь, размышляя, добить или дать ей шанс на выздоровление. Поставил бокал на столик и направился к ложу. Я замерла, в голове царила звенящая пустота. Мысли успокоились, только сердце билось так часто, что, казалось, еще немного – и не выдержит, остановится.

      Не говоря ни слова, Кабир лег рядом со мной, от его близости хотелось кричать и бежать прочь. В темных глазах ни капли интереса, словно то, что предстоит сделать, – это необходимость,