Безвестная печаль сменялась вдруг

      Какою-то веселостью недужной…

      (Дай бог, чтоб всех томил такой недуг!)

      Волной вставала грудь, и пламень южный

      В ланитах рделся, белый полукруг

      Зубов жемчужных быстро открывался;

      Головка поднималась, развивался

      Душистый локон, и на лик младой

      Катился лоснясь черною струей;

      И ножка, разрезвясь, не зная плена,

      Бесстыдно обнажалась до колена.

      Когда шалунья навзничь на кровать,

      Шутя, смеясь, роскошно упадала,

      Не спорю, мудрено ее понять, —

      Она сама себя не понимала, —

      Ей было трудно сердцу приказать,

      Как баловню ребенку. Надо было

      Кому-нибудь с неведомою силой

      Явиться и приветливой душой

      Его согреть… Явился ли герой,

      Или вотще остался ожидаем,

      Всё это мы со временем узнаем.

      Теперь к ее подруге перейдем,

      Чтоб выполнить начатую картину.

      Они недавно жили тут вдвоем,

      Но души их сливались во едину,

      И мысли их встречалися во всем.

      О, если б знали, сколько в этом званье

      Сердец отличных, добрых! Но вниманье

      Увлечено блистаньем модных дам.

      Вздыхая, мы бежим по их следам…

      Увы, друзья, а наведите справки,

      Вся прелесть их… в кредит из модной лавки!

      Она была свежа, бела, кругла,

      Как снежный шарик; щеки, грудь и шея,

      Когда она смеялась или шла,

      Дрожали сладострастно; не краснея,

      Она на жертву прихоти несла

      Свои красы. Широко и неловко

      На ней сидела юбка; но плутовка

      Поднять умела грудь, открыть плечо,

      Ласкать умела буйно, горячо

      И, хитро передразнивая чувства,

      Слыла царицей своего искусства…

      Она звалась Варюшею. Но я

      Желал бы ей другое дать названье:

      Скажу ль, при этом имени, друзья,

      В груди моей шипит воспоминанье,

      Как под ногой прижатая змея;

      И ползает, как та среди развалин,

      По жилам сердца. Я тогда печален,

      Сердит, – молчу или браню весь дом,

      И рад прибить за слово чубуком.

      Итак, для избежанья зла, мы нашу

      Варюшу здесь перекрестим в Парашу.

      Увы, минувших лет безумный сон

      Со смехом повторить не смеет лира!

      Живой водой печали окроплен,

      Как труп давно застывшего вампира,

      Грозя перстом, поднялся молча он,

      И мысль к нему прикована… Ужели

      В