Блаженная минута!.. Закипел

      Мой Александр, склонившись к деве спящей.

      Он поцелуй на грудь напечатлел

      И стан ее обвил рукой дрожащей.

      В самозабвеньи пылком он не смел

      Дохнуть… Он думал: «Тирза дорогая!

      И жизнию и чувствами играя,

      Как ты, я чужд общественных связей, —

      Как ты, один с свободою моей,

      Не знаю в людях ни врага, ни друга, —

      Живу, чтоб жить как ты, моя подруга!

      «Судьба вчера свела случайно нас,

      Случайно завтра разведет навечно, —

      Не всё ль равно, что год, что день, что час,

      Лишь только б я провел его беспечно?..»

      И не сводил он ярких черных глаз

      С своей жидовки и не знал, казалось,

      Что резвое созданье притворялось.

      Меж тем почла за нужное она

      Проснуться и была удивлена,

      Как надлежало… (Страх и удивленье

      Для женщин в важных случаях спасенье.)

      И, прежде потерев глаза рукой,

      Она спросила: «Кто вы?» – «Я, твой Саша!» —

      «Неужто?.. Видишь, баловник какой!

      Ступай, давно там ждет тебя Параша!..

      Нет, надо разбудить меня… Постой,

      Я отомщу». И за руку схватила

      Его проворно и … и укусила,

      Хоть это был скорее поцелуй.

      Да, мерзкий критик, что ты ни толкуй,

      А есть уста, которые украдкой

      Кусать умеют сладко, очень сладко!..

      Когда бы Тирзу видел Соломон,

      То верно б свой престол украсил ею, —

      У ног ее и царство, и закон,

      И славу позабыл бы… Но не смею

      Вас уверять, затем, что не рожден

      Владыкой, и не знаю, в низкой доле,

      Как люди ценят вещи на престоле;

      Но знаю только то, что Сашка мой

      За целый мир не отдал бы порой

      Ее улыбку, щечки, брови, глазки,

      Достойные любой восточной сказки.

      «Откуда ты?» – «Не спрашивай, мой друг!

      Я был на бале!» – «Бал! а что такое?» —

      «Невежда! это – говор, шум и стук,

      Толпа глупцов, веселье городское, —

      Наружный блеск, обманчивый недуг;

      Кружатся девы, чванятся нарядом,

      Притворствуют и голосом и взглядом.

      Кто ловит душу, кто пять тысяч душ…

      Все так невинны, но я им не муж.

      И как ни уважаю добродетель,

      А здесь мне лучше, в том луна свидетель».

      Каким-то новым чувством смущена,

      Его слова еврейка поглощала.

      Сначала показалась ей смешна

      Жизнь городских красавиц, но… сначала.

      Потом пришло ей в мысль, что и она

      Могла б кружиться ловко пред толпою,

      Терзать мужчин надменной красотою,

      В высокие смотреться зеркала

      И уязвлять, но не