Был праздник: из мглы

      неслись крики пьяниц.

      Домов огибая углы,

      бесшумно скользил оборванец.

      Зловещий и черный,

      таская короткую лесенку,

      забегал фонарщик проворный,

      мурлыча веселую песенку.

      Багрец золотых вечеров

      закрыли фабричные трубы

      да пепельно-черных домов

      застывшие клубы.

      «Поздно уж, милая, поздно усни:

      это обман…

      Может быть, выпадут лучшие дни.

      Мы не увидим их… Поздно… усни…

      Это – обман».

      Ветер холодный призывно шумит,

      холодно нам…

      Кто-то, огромный, в тумане бежит…

      Тихо смеется. Рукою манит.

      Кто это там?

      Сел за рекою. Седой бородой

      нам закивал

      и запахнулся в туман голубой.

      Ах, это, верно, был призрак ночной…

      Вот он пропал.

      Сонные волны бегут на реке.

      Месяц встает.

      Ветер холодный шумит в тростнике.

      Кто-то, бездомный, поет вдалеке,

      сонный поет.

      «Всё это бредни… Мы в поле одни.

      Влажный туман

      нас, как младенцев, укроет в тени…

      Поздно уж, милая, поздно. Усни.

      Это – обман…»

      Бедные дети устали:

      сладко заснули.

      Сонные тополи в дали

      горько вздохнули,

      мучимы вечным обманом,

      скучным и бедным…

      Ветер занес их туманом

      мертвенно-бледным.

      Там великан одинокий,

      низко согнувшись,

      шествовал к цели далекой,

      в плащ запахнувшись.

      Как он, блуждая, смеялся

      в эти минуты…

      Как его плащ развевался,

      ветром надутый.

      Тополи горько вздохнули…

      Абрис могучий,

      вдруг набежав, затянули

      бледные тучи.

      Средь туманного дня,

      созерцая минувшие грезы,

      близ речного ручья

      великан отдыхал у березы.

      Над печальной страной

      протянулись ненастные тучи.

      Бесприютной главой

      он прижался к березе плакучей.

      Горевал исполин.

      На челе были складки кручины.

      Он кричал, что один,

      что