Дрожала в испуге земля от тяжелых ударов.

      Метались в лазури бород снегоблещущих клоки

      – и нет их. пронизанный тканью червонных пожаров,

      плывет многобашенный город, туманно-далекий.

      Давно я здесь в лесу – искатель счастья.

      В душе моей столетние печали.

      Я весь исполнен ужасом ненастья.

      На холм взошел, чтоб лучше видеть дали.

      Глядит с руин в пурпурном карлик вещий

      с худым лицом, обросшим белым мохом.

      Торчит изломом горб его зловещий.

      Сложив уста, он ветру вторит вздохом.

      Так горестно, так жалобно взывает:

      «Усни, мечтатель жалкий, – поздно, поздно»…

      Вампир пищит, как ласточка, шныряет

      вокруг него безжизненно и грозно.

      Ревут вершины в ликованье бурном.

      Погасли в тучах горние пожары.

      Горбун торчит во мгле пятном пурпурным.

      На горб к нему уселся филин старый…

      Молился я… И сердце билось, билось.

      С вампирным карлом бой казался труден…

      Был час четвертый Небо просветилось.

      И горизонт стал бледно-изумруден.

      Я заклинал, и верил я заклятью.

      Молил творца о счастии безбурном.

      Увидел вдруг – к высокому распятью

      был пригвожден седой вампир в пурпурном.

      Я возопил восторженно и страстно:

      «Заря, заря!… Вновь ужас обессилен!..»

      И мне внимал распятый безучастно.

      Вцепившись в крест, заплакал старый филин.

      Горы в брачных венцах.

      Я в восторге и молод.

      У меня на торах

      очистительный холод.

      Вот ко мне на утес

      притащился горбун седовласый.

      Мне в подарок принес

      из подземных теплиц ананасы.

      Он в малиново-ярком плясал,

      прославляя лазурь.

      Бородою взметал

      вихрь метельно-серебряных бурь.

      Голосил

      низким басом.

      В небеса запустил

      ананасом.

      И, дугу описав,

      озаряя окрестность,

      ананас ниспадал, просияв,

      в неизвестность,

      золотую росу

      излучая столбами червонца.

      Говорили внизу:

      «Это – диск пламезарного солнца…»

      Низвергались, звеня,

      омывали утесы

      золотые фонтаны огня —

      хрусталя

      заалевшего росы.

      Я в бокалы вина нацедил

      и, подкравшися боком,

      горбуна окатил

      светопенным потоком.

      Шумит, шумит знакомым перезвоном

      далекий зов, из Вечности возникший.

      Безмирнобледная,