Меня, искавшего безумий,

      Меня, просившего тревог,

      Меня, вверявшегося думе

      Под гул колес, в столичном шуме,

      На тихий берег бросил Рок.

      И зыби синяя безбрежность,

      Меня прохладой осеня,

      Смирила буйную мятежность,

      Мне даровала мир и нежность

      И вкрадчиво влилась в меня.

      И между сосен тонкоствольных,

      На фоне тайны голубой,

      Как зов от всех томлений дольных,

      Залог признаний безглагольных, —

      Возник твой облик надо мной!

      Желтым шелком, желтым шелком

      По атласу голубому

      Шьют невидимые руки.

      К горизонту золотому

      Ярко-пламенным осколком

      Сходит солнце в час разлуки.

      Тканью празднично-пурпурной

      Убирает кто-то дали,

      Расстилая багряницы,

      И в воде желто-лазурной

      Заметались, заблистали

      Красно-огненные птицы.

      Но серебряные змеи,

      Извивая под лучами

      Спин лучистые зигзаги,

      Беспощадными губами

      Ловят, ловят все смелее

      Птиц, мелькающих во влаге!

      В дали, благостно сверкающей,

      Вечер быстро бисер нижет.

      Вал, несмело набегающий,

      С влажной лаской отмель лижет.

      Ропот ровный и томительный,

      Плеск беспенный, шум прибоя,

      Голос сладко-убедительный,

      Зов смиренья, зов покоя.

      Сосны, сонно онемелые,

      В бледном небе встали четко,

      И над ними тени белые

      Молча гаснут, тают кротко.

      Мох, да вереск, да граниты…

      Чуть шумит сосновый бор.

      С поворота вдруг открыты

      Дали синие озер.

      Как ковер над легким склоном

      Нежный папоротник сплел.

      Чу! скрипит с протяжным стоном

      Наклоненный бурей ствол.

      Сколько мощи! сколько лени!

      То гранит, то мягкий мох…

      Набегает ночь без тени,

      Вея, словно вещий вздох.

      Я – упоен! мне ничего не надо!

      О, только б длился этот ясный сон,

    &