Я глазами в глаза вникал,

      Но встречал не иные взгляды,

      А двоящиеся анфилады

      Повторяющихся зеркал.

      Я стремился чертой и словом

      Закрепить преходящий миг...

      Но мгновенно плененный лик

      Угасает, чтоб вспыхнуть новым.

      Я боялся, – узнав, – забыть...

      Но в стремлении нет забвенья.

      Чтобы вечно сгорать и быть —

      Надо рвать без печали звенья.

      Я пленен в переливных снах,

      В завивающихся круженьях,

      Раздробившийся в отраженьях,

      Потерявшийся в зеркалах.

      Я быть устал среди людей,

      Мне слышать стало нестерпимо

      Прохожих свист и смех детей...

      И я спешу, смущаясь, мимо,

      Не подымая головы,

      Как будто не привыкло ухо

      К враждебным ропотам молвы,

      Растущим за спиною, глухо;

      Как будто грязи едкой вкус

      И камня подлого укус

      Мне не привычны, не знакомы...

      Но чувствовать еще больней

      Любви незримые надломы

      И медленный отлив друзей,

      Когда, нездешним сном томима,

      Дичась, безлюднеет душа

      И замирает, не дыша,

      Клубами жертвенного дыма.

      Как некий юноша, в скитаньях без возврата

      Иду из края в край и от костра к костру...

      Я в каждой девушке предчувствую сестру

      И между юношей ищу напрасно брата;

      Щемящей радостью душа моя объята;

      Я верю в жизнь и в сон, и в правду, и в игру,

      И знаю, что приду к отцовскому шатру,

      Где ждут меня мои и где я жил когда-то.

      Бездомный долгий путь назначен мне судьбой.

      Пускай другим он чужд... я не зову с собой,

      Я странник и поэт, мечтатель и прохожий.

      Любимое – со мной. Минувшего не жаль.

      А ты, кто за плечом, – со мною тайно схожий,

      Несбыточной мечтой сильнее жги и жаль!

      Ступни горят, в пыли дорог душа...

      Скажи: где путь к невидимому граду?

      – Остановись. Войди в мою ограду

      И отдохни.

      И слушай, не дыша,

      Как ключ журчит, как шелестят вершины

      Осокорей, звенят в воде кувшины...

      Учись внимать молчанию садов,

      Дыханью трав и запаху цветов.

      И было так, как будто жизни звенья

      Уж были порваны... успокоенье

      Глубокое... и медленный отлив

      Всех дум, всех сил... Я сознавал, что жив,

      Лишь