Было радостным возвращенье,

      Но, забыв о своем приглашенье,

      За собою не зная вины,

      На десятые сутки луны

      Тестя вздумал Хурмас навестить —

      И отправился погостить.

      Но в назначенный прибыл срок

      Тот, кому подчинялся Восток,—

      Небожитель Атай-Улан.

      Вот пред ним высокий чертог

      На небесном воздвигся просторе,

      Но ворота все на запоре,

      Не дымятся холодные трубы…

      Рассердился Атай-Улан,

      Заскрипели белые зубы,

      Встали дыбом белые волосы

      На горячей его голове,

      Он пошел – и глубокие полосы

      Протянулись в высокой траве,

      И дворец, где не встретил дружбы,

      Обошел он тринадцать раз,

      Обошел постройки и службы

      Он тринадцать и десять раз,

      Закричал и – страхом объятых —

      Пятьдесят кочевий потряс,

      Будто десять сотен сохатых

      На лесистых вскрикнули скатах,

      Будто подняли громкоголосье,

      Испугавшись, лосихи и лоси!

      Он приехал к властителю в гости,

      Ожидая высокой чести,

      А уехал он полный злости,

      А уехал он полный мести.

      Прискакал он к Сэгэн-Сэбдэгу

      И с коня ему крикнул: «Ты – мой,

      А не то не дожить мне до старости!»

      И, дыша тяжело от ярости,

      Возвратился к себе домой.

      Возвратился к себе домой

      И Хурмас от отца жены,

      Позабыв, что позвал он гостя

      На десятые сутки луны.

      Вышла к мужу Гэрэ-Сэсэн

      И, с обидою на супруга,

      Проронила, дрожа от испуга:

      «Здесь один из твоих побывал,

      Тот, кого ты в гости позвал,

      Но, тебя не застав, рассердился,

      Твой дворец прокляв, удалился,

      Обойдя его много раз».

      «Пригласил я