Он соболью шапку надел,

      Что казалась огромной копной,

      Кисть была словно холм травяной

      И дрожала от ветра дорог.

      Нацепил он на правый бок

      Закаленный булатный меч,

      Сотворенный для ратных встреч:

      Он на восемьдесят шагов

      Удлинялся при виде врагов

      Иль сжимался на восемь шагов,

      И при этом он был таков:

      Острие – хитрей колдуна,

      На ребре видны письмена.

      Он привесил налучник стальной

      Шириною в простор степной,

      Нацепил он колчан, шириной

      Равный узкой долине речной.

      Он упрятал в налучник свой

      Желтоцветный лук боевой

      С крепкой шелковой тетивой,

      С завитками из козьих рогов

      И опасный для грозных врагов.

      «Все готово, – подумал Хурмас, —

      В путь-дорогу пора в добрый час».

      Он выходит на двор, величавый

      Повелитель небесной державы.

      Открывает хангайскую дверь

      Из чистейшего перламутра,

      Без соринки, светлый, как утро,

      Позади оставляет порог —

      Белоснежный мрамор Хангая,

      И по лестнице из серебра,

      Ни ступеньки не пропуская,

      Он спускается со двора.

      А попробовали б спуститься

      Жеребенок и кобылица!

      А пошли бы за смельчаком

      Кобылица да с лончаком!

      Подошел он к серебряным кольям,

      Где стоял на привязи конь,

      Наслаждаясь небесным раздольем.

      Хан-Хурмас погладил гнедого,

      Приласкал коня удалого.

      Взял он повод в левую руку,

      Взял он плетку в правую руку,

      Быстро ноги вдел в стремена,

      На гнедого вскочил скакуна

      И уселся крепко в седло

      Из якутского серебра,

      Возвышаясь, точно гора.

      Круг проделал он, повторяя

      Светлый солнечный круговорот,

      И, как вихрь, помчался вперед —

      Только пыль взметнулась густая,

      Только шапки высокая кисть

      Трепетала нитями алыми,

      Развевалась над серыми скалами.

      Путь Хурмаса давно ли начат,

      Долго